Văn học Nga thế kỉ 19 (Phần 2) - Phạm Thị Thu Hà

pdf 133 trang ngocly 2720
Bạn đang xem 20 trang mẫu của tài liệu "Văn học Nga thế kỉ 19 (Phần 2) - Phạm Thị Thu Hà", để tải tài liệu gốc về máy bạn click vào nút DOWNLOAD ở trên

Tài liệu đính kèm:

  • pdfvan_hoc_nga_the_ki_19_phan_2_pham_thi_thu_ha.pdf

Nội dung text: Văn học Nga thế kỉ 19 (Phần 2) - Phạm Thị Thu Hà

  1. ИВАН СЕРГЕЕВИЧ ТУРГЕНЕВ (18181883) И.С. Тургенев родился в 1818 году в богатой дворянской семье. Детство провел в родовой усадьбе своей матери СпасскоеЛутовиново. С 1827 года живет в Москве и учится в разных частных пансионах. В 1833 году поступает в Московский университет, в 1834г. переводится в петербургский, который заканчивает в 1837 г. по словесному отделению философского факультета. Первым литературными опытами Тургенева были романтические стихотворения и драматическая поэма “Стено” (1834). В 1838 Тургенев едет в Берлин, где слушает лекции по классической филологии и философии. После возвращения в Россию он живет в Москве, сближается с многими литераторами, знакомится с великим литературным критиком Белинским и становится его большим другом. Их объединяла любовь к родине, ненависть к крепостническому праву, вера в будущее русского народа. Эта дружба имела большое значение для Тургенева. В 18431846 гг. появляются ранние произведенияпоэмы “Параша”, “Разговор”, “Помещик”, драматические сцены “Неосторожность”, “Безденежье”, первые прозаические опыты: “Андрей Колосов”, “Три портрета” , написанные по влиянием Лермонтова и Гоголя. В 1847 г. в “Современнике” появился первый очерк из “Записок охотника” “Хорь и Калиныч”. “Записки охотника” (18471852) положили начало общероссийской известности Тургенева. В них Тургенев впервые ввел в русскую литературу крестьянскую тему. Образы крестьян предстали перед русским читателем как сложные и глубокие личности, с особым мировоззрением, типом мышления и духовностью. Тургенев увидел и открыл в крестьянах чувства, считавшиеся развитыми лишь в дворянском сословии, както: любовь к прекрасному, художественный талант, способность к возвышенной жертвенной любви, глубокую и своеобразную религиозность. Крестьян Тургенев показал на фоне природы, с которой они находятся в неразрывной связи и из которой черпают жизненные силы. В “Записках охотника” до конца раскрылся талант Тургеневапейзажиста, тонкого и лирического художника. В 1850 г. Tургенев сближается с писателями “Современника”, активно участвует в работе журнала и начинает искать пути к большим прозаическим жанрам. От рассказов и очерков он переходит к жанру повести (“Муму”, 1854, “Постоялый двор”, 1855). Вместе с тем Тургенев заметно отходит от народной тематики и сосредоточивает свои писательские интересы на изображении русской дворянской интеллигенции, с ее 91
  2. мучительными поисками духовных и общественно политических идеалов. В “Рудине” (1855) главным героем оказывается типичный интеллигент 40х годов, идеалист, воспитанный на философии Гегеля. В “Дворянском гнезде” (1859) не первый план выходит фигура славянофила Лаврецкого. В “Накануне” (1860) внимание Тургенева приковывает к себе болгарин Инсаровборец за освобождение своей страны от турецкого ига. В “Отцах и детях” (1862) впервые главным героем становится не дворянин, а демократ разночинец Базаров. В промежутках между романами Тургенев пишет ряд замечательных любовных повестей, таких, как “Ася” (1858), “Фауст” (1856), “Первая любовь” (1860), статью “Гамлет и ДонКихот”, важную для уяснения философии писателя. В 1867 г. появляется роман “Дым”, где описывается жизнь русских помещиков за границей и их полная социальная несостоятельность и оторванность от русской действительности. Главный герой романа Литвинов слабо очерчен как индивидуальность и уже не претендует на какуюлибо прогрессивность. В конце творческого пути у Тургенева намечается тяготение к романтизму, и он пишет несколько фантастических вещей: “Песнь торжествующей любви” (1881), “Клара Милич” (1883), а также цикл символических миниатюр “Стихотворения в прозе” (1882). В 1883 г. Тургенев скончался в Буживале, недалеко от Парижа , на вилле П. Виардо 92
  3. ПРОИЗВЕДЕНИЯ ТУРГЕНЕВА “Записки охотника” (1852) это сборник 25 рассказов, в которых главенствуют три темы: жизнь крестьян, жизнь помещиков и духовный мир образованного сословия В “Записках охотника” чувствуется большая симпатия автора к крестьянам. Тургенев рисует их талантливыми, умными, добрыми, трудолюбивыми, обладающими высокими моральными качествами. Но жизнь этих людей тяжела и безрадостна. Писатель заставляет читателей задумать над вопросом: почему народ живет так плохо? Ответ на этот вопрос дают сами рассказы; основной причиной тяжелого положения крестьян в то время было крепостное право. Тургенев считал, что крестьянин должен быть свободным. Он протестует против крепостного рабства в России. Образы крестьян и их хозяев противопоставлены в рассказах. Автор осуждает помещиковкрепостников за их жестокость, бездушие. Тургенев замечательный мастер пейзажа очень любил родную природу. В рассказах он сумел раскрыть перед читателем ее красоту и поэтичность. Пейзаж в “Записках охотника”, как и во всем творчестве Тургенева, имеет большое значение. Он помогает писателю лучше выразить переживание, мысли героев. Эта книга усилила интерес русского общества и русской литературы и жизни народа и сыграла большую роль в деле освобождения крестьян. Рассказ “Бирюк” входит в книгу “Записки охотника”. Главный герой этого рассказа крепостной крестьянинлесник. Он служит у помещика охраняет барский лес. Портрет этого крестьянина, нарисованный Тургеневым, подчеркивает его большую силу, мужественность. Лесник был человеком высокого роста, красивым, широким в плечах, с большой черной бородой. У него было мрачное, суровое лицо. Его звали Фома, но люди прозвали лесника Бирюком. В народе так называют волка. Сам писатель следующим образом объясняет это слово: “Бирюком называется человек одинокий и угрюмый”. Бирюк сторожил помещичий лес и не разрешал крестьянам рубить его. Мужики боялись Бирюка, “как огня” и ненавидели его. Много раз они грозили отомстить ему. Обстановка, в которой жил Бирюк, свидетельствует о его бедности. Изба его была низкой, темной. На стене висел рваный тулуп, в углу валялась куча тряпок, около печки стояли два горшка. Лучина, которая горела на столе, плохо освещала избу. Посредине комнаты весела люлька. Лесник мог бы брать взятки с крестьян и жить 93
  4. лучше, но его честность, чувство долга не позволяли ему это делать. От Бирюка ушла жена. Не выдержав такой жизни, и он остался один с двумя детьми. Содержание рассказа составляет следующий период. Во время грозы Бирюк поймал в лесу бедного крестьянина. В его семье было нечего есть, поэтому он приехал в помещичий лес нарубить дров для продажи. Лесник отвел его к себе домой. Он хочет наказать мужика отобрать лошадь. Крестьянин просит Бирюка отпустить его, рассказывает ему о своей тяжелой жизни. В глубине души лесник сочувствует бедному мужику, в нем происходит борьба между служебным долгом и жалостью к крестьянину. Сочувствие к крестьянину одержало победу. Лесник отпустил мужика на свободу. Тургенев симпатизирует Бирюку мужественному, сильному, честному и великодушному человеку. Пейзаж в рассказе соответствует переживаниям героев. Гроза, на фоне которой происходит действие, вполне выявляет драматизм сцены, напряженную борьбу чувств в душе Бирюка. Рассказ “Муму” (1854) по идейному содержанию очень близок к “Запискам охотника”. В этом рассказе, как и в “Записках охотника” с большой силой выражен протест писателя против бесправного положения русских крестьян. В “Муму” показана обычная жизнь барского дома с постоянным, каждодневным издевательством над дворовыми людьми. Барыне с ее человеческой не значимостью противопоставлен богатырь Герасим с его нежным, любящим сердцем и решимость посвоему защищать свое человеческое достоинство. Фигура Герасима, в котором писатель выделяет черты народной одаренности, физической и духовной силы, человечности, превращается в символический образ народабогатыря. Но свобода и творческая энергия его скованы цепями крепостного права. Особое место в творчестве Тургенева занимал роман “Отцы и дети” (1862). В этом романе нашла отражение атмосфера революционной ситуации, сложившейся в России в 18591861 годах. Конфликт “отцов и детей” в романе это не конфликт возрастных поколений, а столкновение и борьба разных общественных сил: демократов и либералов. Главные герои разделены на два лагеря: разночинный и дворянский. Представителем революционнодемократической интеллигенции в романе является Базаров. Базаров типичный разночинец. “Мой дед землю пахал”, с гордостью заявляет он аристократу Кирсанову. Базаров всего добился в жизни своими силами. Главными 94
  5. чертами его характера являются глубокий ум, честность, сильная воля, любовь к труду. Он ненавидит аристократов за их праздность и консерватизм. Базаров сторонник естественных наук, материалистических идей. Писатель наделил его чертами, характерными для демократической молодежи 60х годов. Многие молодые люди того времени пропагандировали материализм, естественные науки и с этих позиций отрицали культуру, мораль и законы дворянского общества. Этих людей Тургенев назвал нигилистами. Таким нигилистом Тургенев сделал и своего героя. Базаров выступает против авторитетов и принципов, принятых на веру. Он ни во что не верит, кроме практического опыта, научного эксперимента. Нигилизм Базарова имеет революционный характер. Сам Тургенев говорит об этом так “если он называет нигилистом, то надо читать: революционером” Базаров противостоит в романе Павлу Петровичу Кирсанову. Павел Петрович – типичный аристократ. Об этом свидетельствуют его внешность, манеры, образ жизни. Он находится под влиянием западной культуры, которая ему ближе, чем родная культура. У Кирсанова еще в прошлом. Он доживает свой век в праздности и безделье. Павел Петрович убежденный защитник интересов дворянского класса. Но этот класс потерял свое значение в общественной жизни страны. Ему на сцену пришли разночинцыдемократы. В многочисленных ее спорах между Базаровым и Кирсановым победа всегда на стороне Базарова. Не случайно, что дуэль между ними заканчивается победой разночинца. Это также имеет глубокий смысл. “Это торжество демократизма над аристократией”, сказал Тургенев в одном из писем. Характерно, что писатель называет Павла Петровича в романе “мертвецом”. Разночинец Базаров отрицает поэзию, живопись, скептически относится к творчеству Пушкина. Свое отношение к искусству, природе он выражает в таких словах: “Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта”, “Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник”. Такие взгляды характеризуют Базарова с отрицательной стороны. Они были лишь у небольшой части революционно демократической интеллигенции. С другой стороны, Тургенев понимал прогрессивную роль таких людей, как Базаров. Поэтому Базаров в книге сильнее своего идейного противника аристократа Кирсанова. Глубокие симпатии Тургенева к дворянскому классу не помешали ему создать замечательный образ разночинца. В конце романе Базаров умирает. Смертью своего героя Тургенев хотел подчеркнуть его одиночество, преждевременность его появления в России. Не случайно Базаров в романе не оставил после себя последователей своего дела. 95
  6. Когда роман был опубликован, вокруг него начались большие споры. Эти споры свидетельствовали об актуальности произведения и о важности проблем, поставленных в книге. “Отцы и дети” сыграли большую роль в развитии русского социально политического романа. “Стихотворения в прозе ” это лирический дневник, в котором автор вспоминает о прошлом, рассуждает о смысле жизни, о любви, о смерти, красоте и дружбе. Тургенев выразил в этих произведениях разнообразные, нередко противоположные настроения и чувства. В стихотворении “Щи” (1878) писатель показывает, в какой бедности живут крестьяне, когда горсть соли для них огромная ценность. В стихотворении “Воробей” (1878) писатель говорит о большой силе любви. “Любовь сильнее смерти и страха. Только ею, только любовью держится и движется жизнь” такова идея этого стихотворения. Горячая любовь Тургенева к родине, к народу, к родной культуре и языку выражена в стихотворении “Русский язык” (1882). Вопросы и задания 1. Расскажите о том периоде жизни И. С. Тургенева, который показался вам особенно интересным 2. Расскажите об одном из произведений Тургенев, которое вы читали на русском или на родном языках. 3. Как начался литературный путь Тургенева? 4. Какие основные темы творчества Тургенева? 5. Как вы понимаете название «Отцы и дети»? 96
  7. ЛИТЕРАТУРНОЕ ЧТЕНИЕ ЕРМОЛАЙ И МЕЛЬНИЧИХА (Из «Записок охотника») Вечером мы с охотником Ермолаем отправились на "тягу" Но, может быть, не все мои читатели знают, что такое тяга. Слушайте же, господа. За четверть часа до захождения солнца, весной, вы входите в рощу, с ружьем, без собаки. Вы отыскиваете себе место гденибудь подле опушки, оглядываетесь, осматриваете пистон, перемигиваетесь с оварищем. Четверть часа прошло. Солнце село, но в лесу еще светло; воздух чист и прозрачен; птицы болтливо лепечут; молодая трава блестит веселым блеском изумруда Вы ждете. Внутренность леса постепенно темнеет; алый свет вечерней зари медленно скользит по корням и стволам деревьев, поднимается все выше и выше, переходит от нижних, почти еще голых, веток к неподвижным, засыпающим верхушкам Вот и самые верхушки потускнели; румяное небо синеет. Лесной запах усиливается, слегка повеяло теплой сыростью; влетевший ветер около вас замирает. Птицы засыпают не все вдруг по породам; вот затихли зяблики, через несколько мгновений малиновки, за ними овсянки. В лесу все темней да темней. Деревья сливаются в большие чернеющие массы; на синем небе робко выступают первые звездочки. Все птицы спят. Горихвостки, маленькие дятлы одни еще сонливо посвистывают Вот и они умолкли. Еще раз прозвенел над вами звонкий голос пеночки; гдето печально прокричала иволга, соловей щелкнул в первый раз. Сердце ваше томится ожиданьем, и вдруг но одни охотники поймут меня, вдруг в глубокой тишине раздается особого рода карканье и шипенье, слышится мерный взмах проворных крыл, и вальдшнеп, красиво наклонив свой длинный нос, плавно вылетает изза темной березы навстречу вашему выстрелу. Вот что значит "стоять на тяге". Итак, мы с Ермолаем отправились на тягу; но извините, господа: я должен вас сперва познакомить с Ермолаем. Вообразите себе человека лет сорока пяти, высокого, худого, с длинным и тонким носом, узким лбом, серыми глазками, взъерошенными волосами и широкими насмешливыми губами. Этот человек ходил в зиму и лето в желтоватом нанковом кафтане немецкого покроя, но подпоясывался кушаком; носил синие шаровары и шапку со смушками, подаренную ему, в веселый час, разорившимся помещиком. К кушаку привязывались два мешка, один спереди, искусно перекрученный 97
  8. на две половины, для пороху и для дроби, другой сзади для дичи; хлопки же Ермолай доставал из собственной, повидимому неистощимой, шапки. Он бы легко мог на деньги, вырученные им за проданную дичь, купить себе патронташ и суму, но ни разу даже не подумал о подобной покупке и продолжал заряжать свое ружье попрежнему, возбуждая изумление зрителей искусством, с каким он избегал опасности просыпать или смешать дробь и порох. Ружье у него было одноствольное, с кремнем, одаренное притом скверной привычкой жестоко "отдавать", отчего у Ермолая правая щека всегда была пухлее левой. Как он попадал из этого ружья и хитрому человеку не придумать, но попадал. Была у него и легавая собака, по прозванью Валетка, преудивительное созданье. Ермолай никогда ее не кормил. "Стану я пса кормить, рассуждал он, притом пес животное умное, сам найдет себе пропитанье". И действительно: хотя Валетка поражал даже равнодушного прохожего своей чрезмерной худобой, но жил, и долго жил; даже, несмотря на свое бедственное положенье, ни разу не пропадал и не изъявлял желанья покинуть своего хозяина. Раз както, в юные годы, он отлучился на два дня, увлеченный любовью; но эта дурь скоро с него соскочила. Замечательнейшим свойством Балетки было его непостижимое равнодушие ко всему на свете Если б речь шла не о собаке, я бы употребил слово: разочарованность. Он обыкновенно сидел, подвернувши под себя свой куцый хвост, хмурился, вздрагивал по временам и никогда не улыбался. (Известно, что собаки имеют способность улыбаться, и даже очень мило улыбаться.) Он был крайне безобразен, и ни один праздный дворовый человек не упускал случая ядовито насмеяться над его наружностью; но все эта насмешки и даже удары Валетка переносил с удивительным хладнокровием. Особенное удовольствие доставлял он поварам, которые тотчас отрывались от дела и с криком и бранью пускались за ним в погоню, когда он, по слабости, свойственной не одним собакам, просовывал свое голодное рыло в полурастворенную дверь соблазнительно теплой и благовонной кухни. На охоте он отличался неутомимостью и чутье имел порядочное; но если случайно догонял подраненного зайца, то уж и съедал его с наслажденьем всего, до последней косточки, гденибудь в прохладной тени, под зеленым кустом, в почтительном отдалении от Ермолая, ругавшегося на всех известных и неизвестных диалектах. Ермолай принадлежал одному из моих соседей, помещику старинного покроя. Помещики старинного покроя не любят "куликов" и придерживаются домашней живности. Разве только в необыкновенных случаях, както: во дни рождений, именин 98
  9. и выборов, повара старинных помещиков приступают к изготовлению долгоносых птиц и, войдя в азарт, свойственный русскому человеку, когда он сам хорошенько не знает, что делает, придумывают к ним такие мудреные приправы, что гости большей частью с любопытством и вниманием рассматривают поданные яства, но отведать их никак не решаются. Ермолаю было приказано доставлять на господскую кухню раз в месяц пары две тетеревей и куропаток, а в прочем позволялось ему жить где хочет и чем хочет. От него отказались, как от человека ни на какую работу не годного "лядащего", как говорится у нас в Орле. Пороху и дроби, разумеется, ему не выдавали, следуя точно тем же правилам, в силу которых и он не кормил своей собаки. Ермолай был человек престранного рода: беззаботен, как птица, довольно говорлив, рассеян и неловок с виду; сильно любил выпить, не уживался на месте, на ходу шмыгал ногами и переваливался с боку на бок и, шмыгая и переваливаясь, улепетывал верст шестьдесят в сутки. Он подвергался самым разнообразным приключениям: ночевал в болотах, на деревьях, на крышах, под мостами, сиживал не раз взаперти на чердаках, в погребах и сараях, лишался ружья, собаки, самых необходимых одеяний, бывал бит сильно и долго и всетаки, через несколько времени, возвращался домой одетый, с ружьем и с собакой. Нельзя было назвать его человеком веселым, хотя он почти всегда находился в довольно изрядном расположении духа; он вообще смотрел чудаком. Ермолай любил покалякать с хорошим человеком, особенно за чаркой, но и то недолго: встанет, бывало, и пойдет. "Да куда ты, черт, идешь? Ночь на дворе". "А в Чаплино". "Да на что тебе тащиться в Чаплино, за десять верст?" "А там у Софрона мужичка переночевать". "Да ночуй здесь". "Нет уж, нельзя". И пойдет Ермолай с своим Валеткой в темную ночь, через кусты да водомоины, а мужичок Софрон его, пожалуй, к себе на двор не пустит, да еще, чего доброго, шею ему намнет: не беспокойде честных людей. Зато никто не мог сравниться с Ермолаем в искусстве ловить весной, в полую воду, рыбу, доставать руками раков, отыскивать по чутью дичь, подманивать перепелов, вынашивать ястребов, добывать соловьев с "дешевой дудкой", с "кукушкиным перелетом" * Одного он не умел: дрессировать собак; терпенья недоставало. Была у него и жена. Он ходил к ней раз в неделю. Жила она в дрянной, полуразвалившейся избенке, перебивалась коекак и коечем, никогда не знала накануне, будет ли сыта завтра, и вообще терпела участь горькую. Ермолай, этот беззаботный и добродушный человек, обходился с ней жестко и грубо, принимал у себя дома грозный и суровый вид, и бедная его жена не знала, чем угодить ему, трепетала от его взгляда, на последнюю копейку покупала ему вина и 99
  10. подобострастно покрывала его своим тулупом, когда он, величественно развалясь на печи, засыпал богатырским сном. Мне самому не раз случалось подмечать в нем невольные проявления какойто угрюмой свирепости: мне не нравилось выражение его лица, когда он прикусывал подстреленную птицу. Но Ермолай никогда больше дня не оставался дома; а на чужой стороне превращался опять в "Ермолку", как его прозвали на сто верст кругом и как он сам себя называл подчас. Последний дворовый человек чувствовал свое превосходство над этим бродягой и, может быть, потому именно и обращался с ним дружелюбно; а мужики сначала с удовольствием загоняли и ловили его, как зайца в поле, но потом отпускали с Богом и, раз узнавши чудака, уже не трогали его, даже давали ему хлеба и вступали с ним в разговоры Этогото человека я взял к себе в охотники, и с нимто я отправился на тягу в большую березовую рощу, на берегу Исты. У многих русских рек, наподобие Волги, один берег горный, другой луговой; у Исты тоже. Эта небольшая речка вьется чрезвычайно прихотливо, ползет змеей, ни на полверсты не течет прямо, и в ином месте, с высоты крутого холма, видна верст на десять с своими плотинами, прудами, мельницами, огородами, окруженными ракитником я гусиными стадами. Рыбы в Исте бездна, особливо голавлей (мужики достают их в жар изпод кустов руками). Маленькие куличкипесочники со свистом перелетывают вдоль каменистых берегов, испещренных холодными и светлыми ключами; дикие утки выплывают на середину прудов и осторожно озираются; цапли торчат в тени, в заливах, под обрывами Мы стояли на тяге около часу, убили две пары вальдшнепов и, желая до восхода солнца опять попытать нашего счастия (на тягу можно также ходить поутру), решились переночевать в ближайшей мельнице. Мы вышли из рощи, спустились с холма. Река катила темно синие волны; воздух густел, отягченный ночной влагой. Мы постучались в ворота. Собаки залились на дворе. "Кто тут?" раздался сиплый и заспанный голос. "Охотники: пусти переночевать". Ответа не было. "Мы заплатим". "Пойду скажу хозяину Цыц, проклятые! Эк на вас погибели нет!" Мы слышали, как работник вошел в избу; он скоро вернулся к воротам. "Нет, говорит, хозяин не велит пускать", "Отчего не велит?" "Да боится; вы охотники: чего доброго, мельницу зажжете; вишь, у вас снаряды какие". "Да что за вздор!" "У нас и так в запрошлом году мельница сгорела: прасолы переночевали, да, знать, как нибудь и подожгли". "Да как же, брат, не ночевать же нам на дворе!" "Как знаете " Он ушел, стуча сапогами 100
  11. Ермолай посулил ему разных неприятностей. "Пойдемте в деревню", произнесен наконец со вздохом. Но до деревни были версты две "Ночуем здесь, сказал я, на дворе ночь теплая; мельник за деньги нам вышлет соломы". Ермолай беспрекословно согласился. Мы опять стали стучаться. "Да что вам надобно? раздался снова голос работника, сказано, нельзя". Мы растолковали ему, чего мы хотели. Он пошел посоветоваться с хозяином и вместе с ним вернулся. Калитка заскрипела. Появился мельник, человек высокого роста, с жирным лицом, бычачьим затылком, круглым и большим животом. Он согласился на мое предложение. Во ста шагах от мельницы находился маленький, со всех сторон открытый, навес. Нам принесли туда соломы, сена; работник на траве подле реки наставил самовар и, присев на корточки, начал усердно дуть в трубу Уголья, вспыхивая, ярко освещали его молодое лицо. Мельник побежал будить жену, предложил мне сам наконец переночевать в избе; но я предпочел остаться на открытом воздухе. Мельничиха принесла нам молока, яиц, картофелю, хлеба. Скоро закипел самовар, и мы принялись пить чай. С реки поднимались пары, ветру не было; кругом кричали коростели; около мельничных колес раздавались слабые звуки: то капли падали с лопат, сочилась вода сквозь засовы плотины. Мы разложили небольшой огонек. Пока Ермолай жарил в золе картофель, я успел задремать Легкий сдержанный шепот разбудил меня. Я поднял голову: перед огнем, на опрокинутой кадке, сидела мельничиха и разговаривала с моим охотником. Я уже прежде, по ее платью, телодвижениям и выговору, узнал в ней дворовую женщину не бабу и не мещанку; но только теперь я рассмотрел хорошенько ее черты. Ей было на вид лет тридцать; худое и бледное лицо еще хранило следы красоты замечательной; особенно понравились мне глаза, большие и грустные. Она оперла локти на колени, положила лицо на руки. Ермолай сидел ко мне спиною и подкладывая щепки в огонь. В Желтухиной опять падеж, говорила мельничиха, у отца Ивана обе коровы свалились Господи помилуй! А что ваши свиньи? спросил, помолчав, Ермолай. Живут. Хоть бы поросеночка мне подарили. Мельничиха помолчала, потом вздохнула. С кем вы это? спросила она. С барином с костомаровским. 101
  12. Ермолай бросил несколько еловых веток на огонь; ветки тотчас дружно затрещали, густой белый дым повалил ему прямо в лицо. Чего твой муж нас в избу не пустил? Боится. Вишь, толстый брюхач Голубушка, Арина Тимофеевна, вынеси мне стаканчик винца! Мельничиха встала и исчезла во мраке. Ермолай запел вполголоса: Как к любезной я ходил, Все сапожки обносил Арина вернулась с небольшим графинчиком и стаканом. Ермолай привстал, перекрестился и выпил духом. "Люблю!" прибавил он. Мельничиха опять присела на кадку. А что, Арина Тимофеевна, чай, все хвораешь? Хвораю. Что так? Кашель по ночам мучит. Баринто, кажется, заснул, промолвил Ермолай после небольшого молчания. Ты к лекарю не ходи, Арина: хуже будет. Я и то не хожу. А ко мне зайди погостить. Арина потупила голову. Я своюто, женуто, прогоню на тот случай, продолжал Ермолай Правося. Вы бы лучше барина разбудили, Ермолай Петрович: видите, картофель испекся. А пусть дрыхнет, равнодушно заметил мой верный слуга, набегался, так и спит. Я заворочался на сене. Ермолай встал и подошел ко мне. Картофель готовс, извольте кушать. Я вышел изпод навеса; мельничиха поднялась с кадки и хотела уйти. Я заговорил с нею. Давно вы эту мельницу сняли? Второй год пошел с Троицына дня. А твой муж откуда? Арина не расслушала моего вопроса. Откелева твой муж? повторил Ермолай, возвыся голос. Из Белева. Он белевский мещанин. 102
  13. А ты тоже из Белева? Нет, я господская была господская. Чья? Зверкова господина. Теперь я вольная. Какого Зверкова? Александра Силыча. Не была ли ты у его жены горничной? А вы почему знаете? Была. Я с удвоенным любопытством и участием посмотрел на Арину. Я твоего барина знаю, продолжал я. Знаете? отвечала она вполголоса и потупилась. Надобно сказать читателю, почему я с таким участьем посмотрел на Арину.Во время моего пребывания в Петербурге я случайным образом познакомился с гм Зверковым. Он занимал довольно важное место, слыл человеком знающим и дельным. У него была жена, пухлая, чувствительная, слезливая и злая дюжинное и тяжелое созданье; был и сынок, настоящий барчонок, избалованный и глупый. Наружность самого г. Зверкова мало располагала в его пользу: из широкого, почти четвероугольного лица лукаво выглядывали мышиные глазки, торчал нос, большой и острый, с открытыми ноздрями; стриженые седые волосы поднимались щетиной над морщинистым лбом, тонкие губы беспрестанно шевелились и приторно улыбались. Гн Зверков стоял обыкновенно растопырив ножки и заложив толстые ручки в карманы. Раз както пришлось мне ехать с ним вдвоем в карете за город. Мы разговорились. Как человек опытный, дельный, г.Зверков начал наставлять меня на "путь истины". Позвольте мне вам заметить, пропищал он наконец, вы все, молодые люди, судите и толкуете обо всех вещах наобум; вы мало знаете собственное свое отечество; Россия вам, господа, незнакома, вот что! Вы все только немецкие книги читаете. Вот, например, вы мне говорите теперь и то, и то насчет того, ну, то есть насчет дворовых людей Хорошо, я не спорю, все это хорошо; но вы их не знаете, не знаете, что это за народ. (Гн Зверков громко высморкался и понюхал табаку.) Позвольте мне вам рассказать, например, один маленький анекдотец: вас это может заинтересовать. (Гн Зверков откашлялся.) Вы ведь знаете, что у меня за жена; кажется, женщину добрее ее найти трудно, согласитесь сами. Горничным ее девушкам не житье, просто рай воочию совершается Но моя жена положило себе за правило: замужних горничных 103
  14. не держать. Оно и точно не годится: пойдут дети, то, се, ну, где ж тут горничной присмотреть за барыней как следует, наблюдать за ее привычками: ей уж не до того, у ней уж не то на уме. Надо по человечеству судить. Вотс проезжаем мы раз через нашу деревню, лет тому будет как бы вам сказать, не солгать, лет пятнадцать. Смотрим, у старосты девочка, дочь, прехорошенькая; такое даже, знаете, подобострастное чтото в манерах. Жена моя и говорит мне: "Коко, то есть, вы понимаете, она меня так называет, возьмем эту девочку в Петербург; она мне нравится, Коко " Я говорю: "Возьмем, с удовольствием". Староста, разумеется, нам в ноги; он такого счастья, вы понимаете, и ожидать не мог Ну, девочка, конечно, поплакала сдуру. Оно действительно жутко сначала: родительский дом вообще удивительного тут ничего нет. Однако она скоро к нам привыкла; сперва ее отдали в девичью; учили ее, конечно. Что ж вы думаете? Девочка оказывает удивительные успехи; жена моя просто к ней пристращивается, жалует ее, наконец, помимо других, в горничные к своей особе замечайте! И надобно было отдать ей справедливость: не было еще такой горничной у моей жены, решительно не было; услужлива, скромна, послушна просто все, что требуется. Зато уж и жена ее даже, признаться, слишком баловала: одевала отлично, кормила с господского стола, чаем поила ну, что только можно себе представить! Вот этак она лет десять у моей жены служила. Вдруг, в одно прекрасное утро, вообразите себе, входит Арина ее Ариной звали без доклада ко мне в кабинет и бух мне в ноги Я этого, скажу вам откровенно, терпеть не могу. Человек никогда не должен забывать свое достоинство, не правда ли? "Чего тебе?" "Батюшка, Александр Силыч, милости прошу". "Какой?" "Позвольте выйти замуж!" Я, признаюсь вам, изумился. "Да ты знаешь, дура, что у барыни другой горничной нету?" "Я буду служить барыне попрежнему". "Вздор! вздор! барыня замужних горничных не держит". "Маланья на мое место поступить может". "Прошу не рассуждать!" "Воля ваша " Я, признаюсь, так и обомлел. Доложу вам, я такой человек: ничто меня так не оскорбляет, смею сказать, так сильно не оскорбляет, как неблагодарность Ведь вам говорить нечего вы знаете, что у меня за жена: ангел во плоти, доброта неизъяснимая Кажется, злодей и тот бы ее пожалел. Я прогнал Арину. Думаю, авось опомнится; не хочется, знаете ли, верить злу, черной неблагодарности в человеке. Что ж вы думаете? Через полгода опять она изволит жаловать ко мне с тою же самою просьбой. Тут я, признаюсь, ее с сердцем прогнал и погрозил ей, и сказать жене обещался. Я был возмущен Но представьте себе мое изумление: несколько времени спустя 104
  15. приходит ко мне жена, в слезах, взволнована так, что я даже испугался. "Что такое случилось?" "Арина " Вы понимаете я стыжусь выговорить. "Быть не может! кто же?" "Петрушкалакей". Меня взорвало. Я такой человек полумер не люблю! Петрушка не виноват. Наказать его можно, но он, помоему, не виноват. Арина ну, что ж, ну, ну, что ж тут еще говорить? Я, разумеется, тотчас же приказал ее остричь, одеть в затрапез и сослать в деревню. Жена моя лишилась отличной горничной, но делать было нечего: беспорядок в доме терпеть, однако же, нельзя. Больной член лучше отсечь разом Ну, ну, теперь посудите сами, ну, ведь вы знаете мою жену, ведь это, это, это наконец, ангел! Ведь она привязалась к Арине, и Арина это знала и не постыдилась А? нет, скажите а? Да что тут толковать! Во всяком случае, делать было нечего. Меня же, собственно меня, надолго огорчила, обидела неблагодарность этой девушки. Что ни говорите сердца, чувства в этих людях не ищите! Как волка ни корми, он все в лес смотрит Вперед наука! Но я желал только доказать вам И г. Зверков, не докончив речи, отворотил голову и завернулся плотнее в свой плащ, мужественно подавляя невольное волнение. Читатель теперь, вероятно, понимает, почему я с участием посмотрел на Арину. Давно ты замужем за мельником? спросил я ее наконец. Два года. Что ж, разве тебе барин позволил? Меня откупили. Кто? Савелий Алексеевич. Кто такой? Муж мой. (Ермолай улыбнулся про себя.) А разве вам барин говорил обо мне? прибавила Арина после небольшого молчанья. Я не знал, что отвечать на ее вопрос. "Арина!" закричал издали мельник. Она встала и ушла. Хороший человек ее муж? спросил я Ермолая. Ништо. А дети у них есть? Был один, да помер. Что ж, она понравилась мельнику, что ли? Много ли он за нее дал выкупу? 105
  16. А не знаю. Она грамоте разумеет; в их деле оно того хорошо бывает. Стало быть, понравилась. А ты с ней давно знаком? Давно. Я к ее господам прежде хаживал. Их усадьба отселева недалече. И Петрушкулакея знаешь? Петра Васильевича? Как же, знал. Где он теперь? А в солдаты поступил. Мы помолчали. Что она, кажется, нездорова? спросил я наконец Ермолая. Какое здоровье! А завтра, чай, тяга хороша будет. Вам теперь соснуть не худо. Стадо диких уток со свистом промчалось над нами, и мы слышали, как оно спустилось на реку недалеко от нас. Уже совсем стемнело и начинало холодать; в роще звучно щелкал соловей. Мы зарылись в сено и заснули. ___ * Охотникам до соловьев эти названья знакомы: ими обозначаются лучшие "колена" в соловьином пенье. (Прим. И.С.Тургенева.) 106
  17. МУМУ В одной из отдаленных улиц Москвы, в сером доме с белыми колоннами, антресолью и покривившимся балконом, жила некогда барыня, вдова, окруженная многочисленною дворней. Сыновья ее служили в Петербурге, дочери вышли замуж; она выезжала редко и уединенно доживала последние годы своей скупой и скучающей старости. День ее, нерадостный и ненастный, давно прошел; но и вечер ее был чернее ночи. Из числа всей ее челяди самым замечательным лицом был дворник Герасим, мужчина двенадцати вершков роста, сложенный богатырем и глухонемой от рожденья. Барыня взяла его из деревни, где он жил один, в небольшой избушке, отдельно от братьев, и считался едва ли не самым исправным тягловым мужиком. Одаренный необычайной силой, он работал за четверых. Дело спорилось в его руках, и весело было смотреть на него, когда он либо пахал и, налегая огромными ладонями на соху, казалось, один, без помощи лошаденки, взрезывал упругую грудь земли, либо о Петров день так сокрушительно действовал косой, что хоть бы молодой березовый лесок смахивать с корней долой, либо проворно и безостановочно молотил трехаршинным цепом, и как рычаг опускались и поднимались продолговатые и твердые мышцы его плечей. Постоянное безмолвие придавало торжественную важность его не истомной работе. Славный он был мужик, и не будь его несчастье, всякая девка охотно пошла бы за него замуж Но вот Герасима привезли в Москву, купили ему сапоги, сшили кафтан на лето, на зиму тулуп, дали ему в руки метлу и лопату и определили его дворником. Крепко не полюбилось ему сначала его новое житье. С детства привык он к полевым работам, к деревенскому быту. Отчужденный несчастьем своим от сообщества людей, он вырос немой и могучий, как дерево растет на плодородной земле Переселенный в город, он не понимал, что с ним такое деется, скучал и недоумевал, как недоумевает молодой, здоровый бык, которого только что взяли с нивы, где сочная трава росла ему по брюхо, взяли, поставили на вагон железной дороги и вот, обдавая его тучное тело то дымом с искрами, то волнистым паром, мчат его теперь, мчат со стуком и визгом, а куда мчат бог весть! Занятия Герасима по новой его должности казались ему шуткой после тяжких крестьянских работ; а полчаса все у него было готово, и он опять то останавливался посреди двора и глядел, разинув рот, на всех 107
  18. проходящих, как бы желая добиться от них решения загадочного своего положения, то вдруг уходил куданибудь в уголок и, далеко швырнув метлу и лопату, бросался на землю лицом и целые часы лежал на груди неподвижно, как пойманный зверь. Но ко всему привыкает человек, и Герасим привык наконец к городскому житью. Дела у него было немного; вся обязанность его состояла в том, чтобы двор содержать в чистоте, два раза в день привезти бочку с водой, натаскать и наколоть дров для кухни и дома да чужих не пускать и по ночам караулить. И надо сказать, усердно исполнял он свою обязанность: на дворе у него никогда ни щепок не валялось, ни сору; застрянет ли в грязную пору гденибудь с бочкой отданная под его начальство разбитая кляча водовозка, он только двинет плечо и не только телегу, самое лошадь спихнет с места; дрова ли примется он колоть, топор так и звенит у него, как стекло, и летят во все стороны осколки и поленья; а что насчет чужих, так после того, как он однажды ночью, поймав двух воров, стукнул их друг о дружку лбами, да так стукнул, что хоть в полицию их потом не води, все в околотке очень стали уважать его; даже днем проходившие, вовсе уже не мошенники, а просто незнакомые люди, при виде грозного дворника отмахивались и кричали на него, как будто он мог слышать их крики. Со всей остальной челядью Герасим находился в отношениях не то чтобы приятельских, они его побаивались, а коротких: он считал их за своих. Они с ним объяснялись знаками, и он их понимал, в точности исполнял все приказания, но права свои тоже знал, и уже никто не смел садиться на его место в столице. Вообще Герасим был нрава строгого и серьезного, любил во всем порядок; даже петухи при нем не смели драться, а то беда! увидит, тотчас схватит за ноги, повертит раз десять на воздухе колесом и бросит врозь. На дворе у барыни водились тоже гуси; но гусь, известно, птица важная и рассудительная; Герасим чувствовал к ним уважение, ходил за ними и кормил их; он сам смахивал на степенного гусака. Ему отвели над кухней каморку; он устроил ее себе сам, по своему вкусу: соорудил в ней кровать из дубовых досок на четырех чурбанах, истинно богатырскую кровать; сто пудов можно было положить на нее не погнулась бы; под кроватью находился дюжий сундук; в уголку стоял столик такого же крепкого свойства, а возле столика стул на трех ножках, да такой прочный и приземистый, что сам Герасим, бывало, поднимет его, уронит и ухмыльнется. Каморка запиралась на замок, напоминавший своим видом калач, только черный; ключ от этого замка Герасим всегда носил с собой на пояске. Он не любил, чтобы к нему ходили. 108
  19. Так прошел год, по окончании которого с Герасимом случилось небольшое происшествие. Старая барыня, у которой он жил в дворниках, во всем следовала древним обычаям и прислугу держала многочисленную: в доме у ней находились не только прачки, швеи, столяры, портные и портнихи, был даже один шорник, он же считался ветеринарным врачом и лекарем для людей, был домашний лекарь для госпожи, был, наконец, один башмачник, по имени Капитон Климов, пьяница горький. Климов почитал себя существом обиженным и не оцененным по достоинству, человеком образованным и столичным, которому не в Москве бы жить, без дела, в какомто захолустье, и если пил, как он сам выражался с расстановкой и стуча себя в грудь, то пил уже именно с горя. Вот зашла однажды о нем речь у барыни с ее главным дворецким, Гаврилой, человеком, которому, судя по одним его желтым глазкам и утиному носу, сама судьба, казалось, определила быть начальствующим лицом. Барыня сожалела об испорченной нравственности Капитона, которого накануне только что отыскали гдето на улице. А что, Гаврила, заговорила вдруг она, не женить ли нам его, как ты думаешь? Может, он остепенится. Отчего же не женитьс! Можнос, ответил Гаврила, и очень даже будет хорошос. Да; только кто за него пойдет? Конечнос. А впрочем, как вам будет угоднос. Все же он, так сказать, на чтонибудь может быть потребен; из десятка его не выкинешь. Кажется, ему Татьяна нравится? Гаврила хотел было чтото возразить, да сжал губы. Да! пусть посватает Татьяну, решила барыня, с удовольствием понюхивая табачок, слышишь? Слушаюс, произнес Гаврила и удалился. Возвратясь в свою комнату (она находилась во флигеле и была почти вся загромождена коваными сундуками), Гаврила сперва выслал вон свою жену, а потом подсел к окну и задумался. Неожиданное распоряжение барыни его, видимо, озадачило. Наконец он встал и велел кликнуть Капитона. Капитон явился Но прежде чем мы передадим читателям их разговор, считаем нелишним рассказать в немногих словах, кто была эта Татьяна, на которой приходилось Капитону жениться, и почему повеление барыни смутило дворецкого. 109
  20. Татьяна, состоявшая, как мы сказали выше, в должности прачки (впрочем, ей, как искусной и ученой прачке, поручалось одно тонкое белье), была женщина лет двадцати осьми, маленькая, худая, белокурая, с родинками на левой щеке. Родинки на левой щеке почитаются на Руси худой приметой предвещанием несчастной жизни Татьяна не могла похвалиться своей участью. С ранней молодости ее держали в черном теле; работала она за двоих, а ласки никакой никогда не видала; одевали ее плохо, жалованье она получала самое маленькое; родни у ней все равно что не было: один какойто старый ключник, оставленный за негодностью в деревне, доводился ей дядей да другие дядья у ней в мужиках состояли вот и все. Когдато оде слыла красавицей, но красота с нее очень скоро соскочила. Нрава она была весьма смирного, или, лучше сказать, запуганного, к самой себе она чувствовала полное равнодушие, других боялась смертельно; думала только о том, как бы работу к сроку кончить, никогда ни с кем не говорила и трепетала при одном имени барыни, хотя та ее почти в глаза не знала. Когда Герасима привезли из деревни, она чуть не обмерла от ужаса при виде его громадной фигуры, всячески старалась не встречаться с ним, даже жмурилась, бывало, когда ей случалось пробегать мимо него, спеша из дома в прачечную Герасим сперва не обращал на нее особенного внимания, потом стал посмеиваться, когда она ему попадалась, потом и заглядываться на нее начал, наконец и вовсе глаз с нее не спускал. Полюбилась она ему; кротким ли выражением лица, робостью ли движений бог его знает! Вот однажды пробиралась она по двору, осторожно поднимая на растопыренных пальцах накрахмаленную барынину кофту ктото вдруг сильно схватил ее за локоть; она обернулась и так и вскрикнула: за ней стоял Герасим. Глупо смеясь и ласково мыча, протягивал он ей пряничного петушка, с сусальным золотом на хвосте и крыльях. Она было хотела отказаться, но он насильно впихнул его ей прямо в руку, покачал головой, пошел прочь и, обернувшись, еще раз промычал ей чтото очень дружелюбное. С того дня он уж ей не давал покоя: куда, бывало, она ни пойдет, он уж тут как тут, идет ей навстречу, улыбается, мычит, махает руками, ленту вдруг вытащит изза пазухи и всучит ей, метлой перед ней пыль расчистит. Бедная девка просто не знала, как ей быть и что делать. Скоро весь дом узнал о проделках немого дворника; насмешки, прибауточки, колкие словечки посыпались на Татьяну. Над Герасимом, однако, глумиться не все решались: он шуток не любил; да и ее при нем оставляли в покое. Рада не рада, а попала девка под его покровительство. Как все глухонемые, он очень был догадлив и очень хорошо 110
  21. понимал, когда над ним или над ней смеялись. Однажды за обедом кастелянша, начальница Татьяны, принялась ее, как говорится, шпынять и до того ее довела, что та, бедная, не знала куда глаза деть и чуть не плакала с досады. Герасим вдруг приподнялся, протянул свою огромную ручищу, наложил ее на голову кастелянши и с такой угрюмой свирепостью посмотрел ей в лицо, что та так и пригнулась к столу. Все умолкли. Герасим снова взялся за ложку и продолжал хлебать щи. "Вишь, глухой черт, леший!" пробормотали все вполголоса, а кастелянша встала да ушла в девичью. А то в другой раз, заметив, что Капитон, тот самый Капитон, о котором сейчас шла речь, както слишком любезно раскалякался с Татьяной, Герасим подозвал его к себе пальцем, отвел в каретный сарай да, ухватив за конец стоявшее в углу дышло, слегка, но многозначительно погрозил ему им. С тех пор уж никто не заговаривал с Татьяной. И все это ему сходило с рук. Правда, кастелянша, как только прибежала в девичью, тотчас упала в обморок и вообще так искусно действовала, что в тот же день довела до сведения барыни грубый поступок Герасима; но причудливая старуха только рассмеялась, несколько раз, к крайнему оскорблению кастелянши, заставила ее повторить, как, дескать, он принагнул тебя своей тяжелой ручкой, и на другой день выслала Герасиму целковый. Она его жаловала как верного и сильного сторожа. Герасим порядком ее побаивался,. но всетаки надеялся на ее милость и собирался уже отправиться к ней с просьбой, не позволит ли она ему жениться на Татьяне. Он только ждал нового кафтана, обещанного ему дворецким, чтоб в приличном виде явиться перед барыней, как вдруг этой самой барыне пришла в голову мысль выдать Татьяну за Капитона. Читатель теперь легко сам поймет причину смущения, овладевшего дворецким Гаврилой после разговора с госпожой. "Госпожа, думал он, посиживая у окна, конечно, жалует Герасима (Гавриле хорошо это было известно, и оттого он сам ему потакал), все же он существо бессловесное; не доложить же госпоже, что вот Герасим, мол, за Татьяной ухаживает. Да и наконец оно и справедливо, какой он муж? А с другой стороны, стоит этому, прости господи, лешему узнать, что Татьяну выдают за Капитона, ведь он все в доме переломает, ейей. Ведь с ним не столкуешь; ведь его, черта этакого, согрешил я, грешный, никаким способом не уломаешь право! " Появление Капитона прервало нить Гаврилиных размышлений. Легкомысленный башмачник вошел, закинул руки назад и, развязно прислонясь к выдающемуся углу стены подле двери, поставил правую ножку крестообразно перед левой и встряхнул головой. "Вот, мол, я. Чего вам потребно?" 111
  22. Гаврила посмотрел на Капитона и застучал пальцами по косяку окна. Капитон только прищурил немного свои оловянные глазки, но не опустил их, даже усмехнулся слегка и провел рукой по своим белесоватым волосам, которые так и ерошились во все стороны. Ну да, я, мол, я. Чего глядишь? Хорош, проговорил Гаврила и помолчал. Хорош, нечего сказать! Капитон только плечиками передернул. "А ты, небось, лучше?" подумал он про себя. Ну, посмотри на себя, ну, посмотри, продолжал с укоризной Гаврила, ну, на кого ты похож? Капитон окинул спокойным взором свой истасканный и оборванный сюртук, свои заплатанные панталоны, с особенным вниманием осмотрел он свои дырявые сапоги, особенно тот, о носок которого так щеголевато опиралась его правая "ножка, и снова уставился на дворецкого. А чтос? Чтос? повторил Гаврила. Чтос? Еще ты говоришь: чтос? На черта ты похож, согрешил я, грешный, вот на кого ты похож. Капитон проворно замигал глазками. "Ругайтесь, мол, ругайтесь, Гаврила Андреич", подумал он опять про себя. Ведь вот ты опять пьян был, начал Гаврила,)ведь опять? А? ну, отвечай же. По слабости здоровья спиртным напиткам подвергался действительно, возразил Капитон. По слабости здоровья! Мало тебя наказывают, вот что; а в Питере еще был в ученье Многому ты выучился в ученье. Только хлеб даром ешь. В этом случае, Гаврила Андреич, один мне судья: сам господь бог и больше никого. Тот один знает, каков я человек на сем свете суть и точно ли даром хлеб ем. А что касается в соображении до пьянствато и в этом случае виноват не я, а более один товарищ; сам же меня он сманул, да и сполитиковал, ушел то есть, а я А ты остался, гусь, на улице. Ах ты, забубенный человек! Ну, да дело не в том, продолжал дворецкий, а вот что. Барыне тут он помолчал, барыне угодно, чтоб ты женился. Слышишь? Они полагают, что ты остепенишься женившись. Понимаешь? Как не пониматьс. Ну, да. Помоему, лучше бы тебя хорошенько в руки взять. Ну, да это уж их дело. Что ж? ты согласен? Капитон осклабился. 112
  23. Женитьба дело хорошее для человека, Гаврила Андреич; и я, с своей стороны, с очень моим приятным удовольствием. Ну, да, возразил Гаврила и подумал про себя: "Нечего сказать, аккуратно говорит человек". Только вот что, продолжал он вслух, невестуто тебе приискали неладную. А какую, позвольте полюбопытствовать? Татьяну. Татьяну? И Капитон вытаращил глаза и отделился от стены. Ну, чего ж ты всполохнулся? Разве она тебе не по нраву? Какое не по нраву, Гаврила Андреич! девка она ничего, работница, смирная девка Да ведь вы сами знаете, Гаврила Андреич, ведь тотто, леший, кикиморато степная, ведь он за ней Знаю, брат, все знаю, с досадой прервал его дворецкий, да ведь Да помилуйте, Гаврила Андреич! ведь он меня убьет, ейбогу убьет, как муху какуюнибудь прихлопнет; ведь у него рука, ведь вы извольте сами посмотреть, что у него за рука; ведь у него просто Минина и Пожарского рука. Ведь он, глухой, бьет и не слышит, как бьет! Словно во сне кулачищамито махает. И унять его нет никакой возможности; почему? потому, вы сами знаете, Гаврила Андреич, он глух и вдобавку глуп, как пятка. Ведь это какойто зверь, идол, Гаврила Андреич,хуже идола осина какаято: за что же я теперь от него страдать должен? Конечно, мне уж теперь все нипочем: обдержался, обтерпелся человек, обмаслился, как коломенский горшок, все же я, однако, человек, а не какойнибудь, в самом деле, ничтожный горшок. Знаю, знаю, не расписывай Господи боже мой! с жаром продолжал башмачник, когда же конец? когда, господи! Горемыка я, горемыка неисходная! Судьбато, судьбато моя, подумаешь! В младых летах был я бит через немца хозяина, в лучший сустав жизни моей бит от своего же брата, наконец, в зрелые годы вот до чего дослужился Эх, ты, мочальная душа, проговорил Гаврила. Чего распространяешься, право! Как чего, Гаврила Андреич! Не побоев я боюсь, Гаврила Андреич. Накажи меня господин в стенах да подай мне при людях приветствие, и все я в числе человеков, а тут ведь от кого приходится 113
  24. Ну, пошел вон, нетерпеливо перебил его Гаврила. Капитон отвернулся и поплелся вон. А положим, его бы не было, крикнул ему вслед дворецкий, тыто сам согласен? Изъявляю, возразил Капитон и удалился. Красноречие не покидало его даже в крайних случаях. Дворецкий несколько раз прошелся по комнате. Ну, позовите теперь Татьяну, промолвил он наконец. Через несколько мгновений Татьяна вошла чуть слышно и остановилась у порога. Что прикажете, Гаврила Андреич? проговорила она тихим голосом. Дворецкий пристально посмотрел на нее. Ну, промолвил он, Танюша, хочешь замуж идти? Барыня тебе жениха сыскала. Слушаю, Гаврила Андреич. А кого они мне в женихи назначают? прибавила она с нерешительностью. Капитона, башмачника. Слушаюс. Он легкомысленный человек, это точно. Но госпожа в этом случае на тебя надеется. Слушаюс. Одна беда ведь этот глухарьто, Гараська, он ведь за тобой ухаживает. И чем ты этого медведя к себе приворожила? А ведь он убьет тебя, пожалуй, медведь этакой Убьет, Гаврила Андреич, беспременно убьет. Убьет Ну, это мы увидим. Как это ты говоришь: убьет! Разве он имеет право тебя убивать, посуди сама. А не знаю, Гаврила Андреич, имеет ли, нет ли. Экая! ведь ты ему этак ничего не обещала Чего изволитес? Дворецкий помолчал и подумал: "Безответная ты душа!" Ну, хорошо, прибавил он, мы еще поговорим с тобой, а теперь ступай, Танюша; я вижу, ты точно смиренница. Татьяна повернулась, оперлась легонько о притолоку и ушла. "А может быть, барынято завтра и забудет об этой свадьбе, подумал дворецкий, ято из чего растревожился? Озорникато мы этого скрутим; коли что в полицию знать дадим " Устинья Федоровна! крикнул он громким голосом своей жене, поставьтека самоварчик, моя почтенная 114
  25. Татьяна почти весь тот день не выходила из прачечной. Сперва она всплакнула, потом утерла слезы и принялась попрежнему за работу. Капитон до самой поздней ночи просидел в заведении с какимто приятелем мрачного вида и подробно ему рассказал, как он в Питере проживал у одного барина, который всем бы взял, да за порядками был наблюдателен и притом одной ошибкой маленечко произволялся: хмелем гораздо забирал, а что до женского пола, просто во все качества доходил Мрачный товарищ только поддакивал; но когда Капитон объявил наконец, что он, по одному случаю, должен завтра же руку на себя наложить, мрачный товарищ заметил, что пора спать. И они разошлись грубо и молча. Между тем ожидания дворецкого не сбылись. Барыню так заняла мысль о Капитоновой свадьбе, что она даже ночью только об этом разговаривала с одной из своих компаньонок, которая держалась у ней в доме единственно на случай бессонницы и, как ночной извозчик, спала днем. Когда Гаврила вошел к ней после чаю с докладом, первым ее вопросом было: а что наша свадьба, идет? Он, разумеется, отвечал, что идет как нельзя лучше и что Капитон сегодня же к ней явится с поклоном. Барыне чтото нездоровилось; она недолго занималась делами. Дворецкий возвратился к себе в комнату и созвал совет. Дело точно требовало особенного обсуждения. Татьяна не прекословила, конечно; но Капитон объявлял во всеуслышание, что у него одна голова, а не две и не три Герасим сурово и быстро на всех поглядывал, не отходил от девичьего крыльца и, казалось, догадывался, что затевается чтото для него недоброе. Собравшиеся (в числе их присутствовал старый буфетчик, по прозвищу дядя Хвост, к которому все с почтеньем обращались за советом, хотя только и слышали от него, что: вот оно как, да: да, да, да) начали с того, что, на всякий случай для безопасности, заперли Капитон а в чуланчик с водоочистительной машиной и принялись думать крепкую думу. Конечно, легко было прибегнуть к силе; но боже сохрани! выйдет шум, барыня обеспокоится беда! Как быть? Думали, думали и выдумали наконец. Неоднократно было замечено, что Герасим терпеть не мог пьяниц Сидя за воротами, он всякий раз, бывало, с негодованием отворачивался. когда мимо его неверными шагами и с козырьком фуражки на ухе проходил какойнибудь нагрузившийся человек. Решили научить Татьяну, чтобы она притворилась хмельной и прошла бы, пошатываясь и покачиваясь, мимо Герасима. Бедная девка долго не соглашалась, но ее уговорили; притом она сама видела, что иначе она не отделается от своего обожателя. Она пошла. Капитона выпустили из чуланчика: дело 115
  26. всетаки до него касалось. Герасим сидел на тумбочке у ворот и тыкал лопатой в землю Изза всех углов, изпод штор за окнами глядели на него Хитрость удалась как нельзя лучше. Увидев Татьяну, он сперва, по обыкновению, с ласковым мычаньем закивал головой; потом вгляделся, уронил лопату, вскочил, подошел к ней, придвинул свое лицо к самому ее лицу Она от страха еще более зашаталась и закрыла глаза Он схватил ее за руку, помчал через весь двор и, войдя с нею в комнату, где заседал совет, толкнул ее прямо к Капитону. Татьяна так и обмерла Герасим постоял, поглядел на нее, махнул рукой, усмехнулся и пошел, тяжело ступая, в свою каморку Целые сутки не выходил он оттуда. Форейтор Антипка сказывал потом, что он сквозь щелку видел, как Герасим, сидя на кровати, приложив к щеке руку, тихо, мерно и только изредка мыча, пел, то есть покачивался, закрывал глаза и встряхивал головой, как ямщики или бурлаки, когда они затягивают свои заунывные песни. Антике стало жутко, и он отошел от щели. Когда же на другой день Герасим вышел из каморки, в нем особенной перемены нельзя было заметить. Он только стал как будто поугрюмее, а на Татьяну и на Капитона не обращал ни малейшего внимания. В тот же вечер они оба с гусями под мышкой отправились к барыне и через неделю женились. В самый день свадьбы Герасим не изменил своего поведения ни в чем; только с реки он приехал без воды: он както на дороге разбил бочку; а на ночь, в конюшне он так усердно чистил и тер свою лошадь, что та шаталась как былинка на ветру и переваливалась с ноги на ногу под его железными кулаками. Все это происходило весною. Прошел еще год, в течение которого Капитон окончательно спился с кругу и, как человек решительно никуда не годный, был отправлен с обозом в дальнюю деревню, вместе с своею женой. В день отъезда он сперва очень храбрился и уверял, что, куда его ни пошли, хоть туда, где бабы рубахи моют да вальки на небо кладут, он все не пропадет; но потом упал духом, стал жаловаться, что его везут к необразованным людям, и так ослабел наконец, что даже собственную шапку на себя надеть не мог; какаято сострадательная душа надвинула ее ему на лоб, поправила козырек и сверху ее прихлопнула. Когда же все было готово и мужики уже держали вожжи в руках и ждали только слова: "С богом!", Герасим вышел из своей каморки, приблизился к Татьяне и подарил ей на память красный бумажный платок, купленный им для нее же с год тому назад. Татьяна, с великим равнодушием переносившая до того мгновения все превратности своей жизни, тут, однако, не вытерпела, прослезилась и, садясь в телегу, похристиански 116
  27. три раза поцеловалась с Герасимом. Он хотел проводить ее до заставы и пошел сперва рядом с ее телегой, но вдруг остановился на Крымском Броду, махнул рукой и отправился вдоль реки. Дело было к вечеру. Он шел тихо и глядел на воду. Вдруг ему показалось, что чтото барахтается в тине у самого берега. Он нагнулся и увидел небольшого щенка, белого с черными пятнами, который, несмотря на все свои старания, никак не мог вылезть из воды, бился, скользил и дрожал всем своим мокреньким и худеньким телом. Герасим поглядел на несчастную собачонку, подхватил ее одной рукой, сунул ее к себе в пазуху и пустился большими шагами домой. Он вошел в свою каморку, уложил спасенного щенка на кровати, прикрыл его своим тяжелым армяком, сбегал сперва в конюшню за соломой, потом в кухню за чашечкой молока. Осторожно откинув армяк и разостлав солому, поставил он молоко на кровать. Бедной собачонке было всего недели три, глаза у ней прорезались недавно; один глаз даже казался немножко больше другого; она еще не умела пить из чашки и только дрожала и щурилась. Герасим взял ее легонько двумя пальцами за голову и принагнул ее мордочку к молоку. Собачка вдруг начала пить с жадностью, фыркая, трясясь и захлебываясь. Герасим глядел, глядел да как засмеется вдруг Всю ночь он возился с ней, укладывал ее, обтирал и заснул наконец сам возле нее какимто радостным и тихим сном. Ни одна мать так не ухаживает за своим ребенком, как ухаживал Герасим за своей питомицей. (Собака оказалась сучкой.) Первое время она была очень слаба, тщедушна и собой некрасива, но понемногу справилась и выровнялась, а месяцев через восемь, благодаря неусыпным попечениям своего спасителя, превратилась в очень ладную собачку испанской породы, с длинными ушами, пушистым хвостом в виде трубы ^к большими выразительными глазами. Она страстно привязалась к Герасиму и не отставала от него ни на шаг, все ходила за ним, повиливая хвостиком. Он и кличку ей дал немые знают, что мычанье их обращает на себя внимание других, он назвал ее Муму. Все люди в доме ее полюбили и тоже кликали Муму. Она была чрезвычайно умна, ко всем ласкалась, но любила одного Герасима. Герасим сам ее любил без памяти и ему было неприятно, когда другие ее гладили: боялся он, что ли, за нее, ревновал ли он к ней бог весть! Она его будила по утрам, дергая его за полу, приводила к нему за повод старую водовозку, с которой жила в большой дружбе, с важностью на лице отправлялась вместе с ним на реку, караулила его метлы и лопаты, никого не подпускала к его каморке. Он нарочно для нее прорезал отверстие в своей двери, и она как будто чувствовала, что только в Герасимовой каморке она была полная 117
  28. хозяйка, и потому, войдя в нее, тотчас с довольным видом вскакивала на кровать. Ночью она не спала вовсе, но не лаяла без разбору, как иная глупая дворняжка, которая, сидя на задних лапах и подняв морду и зажмурив глаза, лает просто от скуки, так, на звезды, обыкновенно три раза сряду нет! тонкий голосок Муму никогда не раздавался даром: либо чужой близко подходил к забору, либо гденибудь поднимался подозрительный шум или шорох Словом, она сторожила отлично. Правда, был еще, кроме ее, на дворе старый пес желтого цвета, с бурыми крапинами, по имени Волчок, но того никогда, даже ночью, не спускали с цепи, да и он сам, по дряхлости своей, вовсе не требовал свободы лежал себе, свернувшись, в своей конуре и лишь изредка издавал сиплый, почти беззвучный лай, который тотчас же прекращал, как бы сам чувствуя всю его бесполезность. В господский дом Муму не ходила и, когда Герасим носил в комнаты дрова, всегда оставалась назади и нетерпеливо его выжидала у крыльца, навострив уши и поворачивая голову то направо, то вдруг налево, при малейшем стуке за дверями Так прошел еще год. Герасим продолжал свои дворнические занятия и очень был доволен своей судьбой, как вдруг произошло одно неожиданное обстоятельство а именно: в один прекрасный летний день барыня с своими приживалками расхаживала по гостиной. Она была в духе, смеялась и шутила; приживалки смеялись и шутили тоже, но особенной радости они не чувствовали: в доме не оченьто любили, когда на барыню находил веселый час, потому что, вопервых, она тогда требовала от всех немедленного и полного сочувствия и сердилась, если у когонибудь лицо не сияло удовольствием, а вовторых, эти вспышки у ней продолжались недолго и обыкновенно заменялись мрачным и кислым расположением духа. В тот день она както счастливо встала; на картах ей вышло четыре валета: исполнение желаний (она всегда гадала по утрам),и чай ей показался особенно вкусным, за ; что горничная получила на словах похвалу и деньгами. С сладкой улыбкой на сморщенных губах гуляла барыня по гостиной и подошла к окну. Перед окном был разбит палисадник, и на самой средней клумбе, под розовым кусточком, лежала Муму и тщательно грызла кость. Барыня увидала ее. Боже мой! воскликнула она вдруг, что это за собака? Приживалка, к которой обратилась барыня, заметалась, бедненькая, с тем тоскливым беспокойством, которое обыкновенно овладевает подвластным человеком, когда он еще не знает хорошенько, как ему понять восклицание начальника. 118
  29. Н н е знаюс, пробормотала она, кажется, немого. Боже мой! прервала барыня, да она премиленькая собачка! Велите ее привести. Давно она у него? Как же я это ее не видала до сих пор? Велите ее привести. Приживалка тотчас порхнула в переднюю. • Человек, человек! закричала она, приведите поскорей Муму! Она в палисаднике. А ее Муму зовут, промолвила барыня, очень хорошее имя. Ах, оченьс! возразила приживалка. Скорей, Степан! Степан, дюжий парень, состоявший в должности лакея, бросился сломя голову в палисадник и хотел было схватить Муму, но та ловко вывернулась изпод его пальцев и, подняв хвост, пустилась во все лопатки к Герасиму, который в то время у кухни выколачивал и вытряхивал бочку, перевертывая ее в руках, как детский барабан. Степан побежал за ней вслед, начал ловить ее у самых ног ее хозяина; но проворная собачка не давалась чужому в руки, прыгала и увертывалась. Герасим смотрел с усмешкой на всю эту возню; наконец Степан с досадой приподнялся и поспешно растолковал ему знаками, что барыня, мол,, требует твою собаку к себе. Герасим немного изумился, однако подозвал Муму, поднял ее с земли и передал Степану. Степан принес ее в гостиную и поставил на паркет. Барыня начала ее ласковым голосом подзывать к себе. Муму, отроду еще не бывавшая в таких великолепных покоях, очень испугалась и бросилась было к двери, но, оттолкнутая услужливым Степаном, задрожала и прижалась к стене. Муму, Муму, подойди же ко мне, подойди к барыне, говорила госпожа, подойди, глупенькая не бойся Подойди, подойди, Муму, к барыне, твердили приживалки, подойди. Но Муму тоскливо оглядывалась кругом и не трогалась с места. Принесите ей чтонибудь поесть, сказала барыня. Какая она глупая! К барыне не идет. Чего боится? Они не привыкли еще, произнесла робким и умильным голосом одна из приживалок. Степан принес блюдечко с молоком, поставил перед Муму, но Муму даже и не понюхала молока и все дрожала и озиралась попрежнему. Ах, какая же ты! промолвила барыня, подходя к ней, нагнулась и хотела погладить ее, но Муму судорожно повернула голову и оскалила зубы. Барыня проворно отдернула руку 119
  30. Произошло мгновенное молчание. Муму слабо визгнула, как бы жалуясь и извиняясь Барыня отошла и нахмурилась. Внезапное движение собаки ее испугало. Ах! закричали разом все приживалки, не укусила ли она вас, сохрани бог! (Муму в жизнь свою никого никогда не укусила.) Ах, ах! Отнести ее вон, проговорила изменившимся голосом старуха. – Скверная собачонка! какая она злая! И, медленно повернувшись, направилась она в свой кабинет. Приживалки робко переглянулись и пошли было за ней, но она остановилась, холодно посмотрела на них, промолвила: "Зачем это? ведь я вас не зову", и ушла. Приживалки отчаянно замахали руками на Степана; тот подхватил Муму и выбросил ее поскорей за дверь, прямо к ногам Герасима, а через полчаса в доме уже царствовала глубокая тишина и старая барыня сидела на своем диване мрачнее грозовой тучи. Какие безделицы, подумаешь, могут иногда расстроить человека! До самого вечера барыня была не з духе, ни с кем не разговаривала, не играла в карты и ночь дурно провела. Вздумала, что одеколон ей подали не тот, который обыкновенно подавали, что подушка у ней пахнет мылом, и заставила кастеляншу все белье перенюхать словом, волновалась и "горячилась" очень. На другое утро она велела позвать Гаврилу часом ранее обыкновенного. Скажи, пожалуйста, начала она, как только тот, не без некоторого внутреннего лепетания, переступил порог ее кабинета, что это за собака у нас на дворе всю ночь лаяла? мне спать не дала! Собакас какаяс может быть, немого собакас, произнес он не совсем твердым голосом. Не знаю, немого ли, другого ли кого, только спать мне не дала. Да я и удивляюсь, на что такая пропасть собак! Желаю знать. Ведь есть у нас дворная собака? . . Как жес, естьс. Волчокс. Ну, чего еще, на что нам еще собака? Только одни беспорядки заводить. Старшего нет в доме вот что. И на что немому собака? Кто ему позволил собак у меня на дворе держать? Вчера я подошла к окну, а она в палисаднике лежит, какуюто мерзость притащила, грызет, а у меня там розы посажены Барыня помолчала. Чтоб ее сегодня же здесь не было слышишь? 120
  31. Слушаюс. Сегодня же. А теперь ступай. К докладу я тебя потом позову. Гаврила вышел. Проходя через гостиную, дворецкий для порядка переставил колокольчик с одного стола на другой, втихомолочку высморкал в зале свой утиный нос и вышел в переднюю. В передней на конике спал Степан, в положении убитого воина на батальной картине, судорожно вытянув обнаженные ноги изпод сюртука, служившего ему вместо одеялй: Дворецкий растолкал его и вполголоса сообщил ему какоето приказание, на которое Степан отвечал полузевком, полухохотом. Дворецкий удалился, а Степан вскочил, натянул на себя кафтан и сапоги, вышел и остановился у крыльца. Не прошло пяти минут, как появился Герасим с огромной вязанкой дров за спиной, в сопровождении неразлучной Муму. (Барыня свою спальню и кабинет приказывала протапливать даже летом.)" Герасим стал боком перед дверью, толкнул ее плечом и ввалился в дом с своей ношей. Муму, по обыкновению, осталась его дожидаться. Тогда Степан, улучив удобное мгновение, внезапно бросился на нее, как коршун на цыпленка, придавил ее грудью к земле, сгреб в охапку и, не надев даже картуза, выбежал с нею на двор, сел на первого попавшегося извозчика и поскакал в Охотный ряд. Там он скоро отыскал покупщика, которому уступил ее за полтинник, с тем только, чтобы он по крайней мере неделю продержал ее на привязи, и тотчас вернулся; но, не доезжая до дому, слез с извозчика и, обойдя двор кругом, с заднего переулка, через забор перескочил на двор; в калиткуто он побоялся идти, как бы не встретить Герасима. Впрочем, его беспокойство было напрасно: Герасима уже не было на дворе. Выйдя из дому, он тотчас хватился Муму; он еще не помнил, чтоб она когданибудь не дождалась его возвращения, стал повсюду бегать, искать ее, кликать посвоему бросился в свою каморку, на сеновал, выскочил на улицу тудасюда Пропала! Он обратился к людям, с самыми отчаянными знаками спрашивал о ней, показывая на поларшина от земли, рисовал ее руками Иные точно не знали, куда девалась Муму, и только головами качали, другие знали и посмеивались ему в ответ, а дворецкий принял чрезвычайно важный вид и начал кричать на кучеров. Тогда Герасим побежал со двора долой. Уже смеркалось, как он вернулся. По его истомленному виду, по неверной походке, по запыленной одежде его можно было предполагать, что он успел обежать пол Москвы. Он остановился против барских окон, окинул взором крыльцо, на котором 121
  32. столпилось человек семь дворовых, отвернулся и промычал еще раз: "Муму!" Муму не отозвалась. Он пошел прочь. Все посмотрели ему вслед, но никто не улыбнулся, не сказал слова а любопытный форейтор Антипка рассказывал на другое утро в кухне, что немойде всю ночь охал. Весь следующий день Герасим не показывался, так что вместо его за водой должен был съездить кучер Потап, чем кучер Потап очень остался недоволен. Барыня спросила Гаврилу, исполнено ли ее приказание. Гаврила отвечал, что исполнено. На другое утро Герасим вышел из своей каморки на работу. К обеду он пришел, поел и ушел опять, никому не поклонившись. Его лицо, и без того безжизненное, как у всех глухонемых, теперь словно окаменело. После обеда он опять уходил со двора, но ненадолго, вернулся и тотчас отправился на сеновал. Настала ночь, лунная, ясная. Тяжело вздыхая и беспрестанно поворачиваясь, лежал Герасим и вдруг почувствовал, как будто его дергают за полу; он весь затрепетал, однако не поднял головы, даже зажмурился; но вот опять его дернули, сильнее прежнего; он вскочил перед ним, с обрывком на шее, вертелась Муму. Протяжный крик радости вырвался из его безмолвной груди; он схватил Муму, стиснул ее в своих объятьях; она в одно мгновенье облизала ему нос, глаза, усы и бороду Он постоял, подумал, осторожно слез с сенника, оглянулся и, удостоверившись, что никто его не увидит, благополучно пробрался в свою каморку, Герасим уже прежде догадался, что собака пропала не сама собой, что ее, должно быть, свели по приказанию барыни; людито ему объяснили знаками, как его Муму на нее окрысилась, и он решился принять свои меры. Сперва он накормил Муму хлебушком, обласкал ее, уложил, потом начал соображать, да всю ночь напролет и соображал, как бы получше ее спрятать. Наконец он придумал весь день оставлять ее в каморке и только изредка к ней наведываться, а ночью выводить. Отверстие в двери он плотно заткнул старым своим армяком и чуть свет был уже на дворе, как ни в чем не бывало, сохраняя даже (невинная хитрость!) прежнюю унылость на лице. Бедному глухому в голову не могло прийти, что Муму себя визгом своим выдаст: действительно, все в доме скоро узнали, что собака немого воротилась и сидит у него взаперти, но, из сожаления к нему и к ней, а отчасти, может быть, и из страху перед ним, не давали ему понять, что проведали его тайну. Дворецкий один почесал у себя в затылке, да махнул рукой. "Ну, мол, бог с ним! Авось до барыни не дойдет!" Зато никогда немой так не усердствовал, как в тот день: вычистил и выскреб весь двор, выполол все травки до единой, собственноручно повыдергал все колышки в заборе палисадника, чтобы удостовериться, довольно 122
  33. ли они крепки, и сам же их потом вколотил словом, возился и хлопотал так, что даже барыня обратила внимание на его радение. В течение дня Герасим раза два украдкой ходил к своей затворнице; когда же наступила ночь, он лег спать вместе с ней в каморке, а не на сеновале и только во втором часу вышел погулять с ней на чистом воздухе. Походив с ней довольно долго по двору, он уже собирался вернуться, как вдруг за забором, со стороны переулка, раздался шорох. Муму навострила уши, зарычала, подошла к забору, понюхала и залилась громким и пронзительным лаем. Какойто пьяный человек вздумал там угнездиться на ночь. В это самое время барыня только что засыпала после продолжительного "нервического волнения": эти волнения у ней всегда случались после слишком сытного ужина. Внезапный лай ее разбудил; сердце у ней забилось и замерло. "Девки, девки! простонала она. Девки!" Перепуганные девки вскочили к ней в спальню. "Ох, ох, умираю! проговорила она, тоскливо разводя руками. Опять, опять эта собака! Ох, пошлите за доктором. Они меня убить хотят Собака, опять собака! Ох!" и она закинула голову назад, что должно было означать обморок. Бросились за доктором, то есть за домашним лекарем Харитоном. Этот лекарь, которого все искусство состояло в том, что он носил сапоги с мягкими подошвами, умел деликатно браться за пульс, спал четырнадцать часов в сутки, а остальное время все вздыхал да беспрестанно потчевал барыню лавровишневыми каплями, этот лекарь тотчас прибежал, покурил жжеными перьями и, когда барыня открыла глаза, немедленно поднес ей на серебряном подносике рюмку с заветными каплями. Барыня приняла их, но тотчас же слезливым голосом стала опять жаловаться на собаку, на Гаврилу, на свою участь, на то, что ее, бедную старую женщину, все бросили, что никто о ней не сожалеет, что все хотят ее смерти. Между тем несчастная Муму продолжала лаять, а Герасим напрасно старался отозвать ее от забора. "Вот ' вот опять " пролепетала барыня и снова подкатила глаза под лоб. Лекарь шепнул девке, та бросилась в переднюю, растолкала Степана, тот побежал будить Гаврилу, Гаврила сгоряча велел поднять весь дом. Герасим обернулся, увидал замелькавшие огни и тени в окнах и, почуяв сердцем беду, схватил Муму под мышку, вбежал в каморку и заперся. Через несколько мгновений пять человек ломились в его дверь, но, почувствовав сопротивление засова, остановились. Гаврила прибежал в страшных полыхах, приказал им всем оставаться тут до утра и караулить, а сам потом ринулся в девичью и через старшую компаньонку Любовь Любимовну, с которой вместе крал и учитывал чаи, сахар и 123
  34. прочую бакалею, велел доложить барыне, что собака, к несчастью, опять откудато прибежала,' но что завтра же ее в живых не будет и чтобы барыня сделала милость, не гневалась и успокоилась. Барыня, вероятно, не такто бы скоро успокоилась, да лекарь второпях вместо двенадцати капель налил целых сорок: сила лаврозишенья и подействовала через четверть часа барыня уже почивала крепко и мирно; а Герасим лежал, весь бледный, на своей кровати и сильно сжимал пасть Муму. На следующее утро барыня проснулась довольно поздно. Гаврила ожидал ее пробуждения для того, чтобы дать приказ к решительному натиску на Герасимове убежище, а сам готовился выдержать сильную грозу. Но грозы не приключилось. Лежа в постели, барыня велела позвать к себе старшую приживалку. Любовь Любимовна, начала она тихим и слабым голосом; она иногда любила прикинуться загнанной и сиротливой страдалицей; нечего и говорить, что всем людям в доме становилось тогда очень неловко, Любовь Любимовна, вы видите, каково мое положение: пойдите, душа моя, к Гавриле Андреичу, поговорите с ним: неужели для него какаянибудь собачонка дороже спокойствия, самой жизни его барыни? Я бы не желала этому верить, прибавила она с выражением глубокого чувства, пойдите, душа моя, будьте так добры, пойдите к Гавриле Андреичу. Любовь Любимовна отравилась в Гаврилину комнату. Неизвестно о чем происходил у них разговор; но спустя некоторое время целая толпа людей подвигалась через двор в направлении каморки Герасима: впереди выступал Гаврила, придерживая рукою картуз, хотя ветру не было; около него шли лакеи и повара; из окна глядел дядя Хвост и распоряжался, то есть только так руками разводил; позади всех прыгали и кривлялись мальчишки, из которых половина набежала чужих. На узкой лестнице, ведущей к каморке, сидел один караульщик; у двери стояло два других, с палками. Стали взбираться по лестнице, заняли ее во всю длину. Гаврила подошел к двери, стукнул, в нее кулаком, крикнул: Отвори. Послышался сдавленный лай; но ответа не было. Говорят, отвори! повторил он. Да, Гаврила Андреич, заметил снизу Степан, ведь он глухой не слышит. Все. рассмеялись. Как же быть? возразил сверху Гаврила. А у него там дыра в двери, отвечал Степан, так вы палкойто пошевелите. Гаврила нагнулся. 124
  35. Он ее армяком какимто заткнул, дыруто. А вы армяк пропихните внутрь. Тут опять раздался глухой лай. Вишь, вишь, сама сказывается, заметили в толпе и опять рассмеялись. Гаврила почесал у себя за ухом. Нет, брат, продолжал он наконец, армякто ты пропихивай сам, коли хочешь. А что ж, извольте! И Степан вскарабкался наверх, взял палку, просунул внутрь армяк и начал болтать в отверстии палкой, приговаривая: "Выходи, выходи!" Он еще болтал палкой, как вдруг дверь каморки быстро распахнулась вся челядь тотчас кубарем скатилась с лестницы, Гаврила прежде всех. Дядя Хвост запер окно. Ну, ну, ну, ну, кричал Гаврила со двора, смотри у меня, смотри! Герасим неподвижно стоял на пороге. Толпа собралась у подножия лестницы. Герасим глядел на всех этих людишек в немецких кафтанах сверху, слегка оперши руки в бока; в своей красной крестьянской рубашке он казался какимто великаном перед ними, Гаврила сделал шаг вперед. Смотри, брат, промолвил он, у меня не озорничай. И он начал ему объяснять знаками, что барыня, мол, непременно требует твоей собаки: подавай, мол, ее сейчас, а то беда тебе будет. Герасим посмотрел на него, указал на собаку, сделал знак рукою у своей шеи, как бы затягивая петлю, и с вопросительным лицом взглянул на дворецкого. Да, да, возразил тот, кивая головой, да, непременно. Герасим опустил глаза, потом вдруг встряхнулся, опять указал на Муму, которая все время стояла возле него, невинно помахивая хвостом и с любопытством поводя ушами, повторил знак удушения над своей шеей и значительно ударил себя в грудь, как бы объявляя, что он сам берет на себя уничтожить Муму. Да ты обманешь, замахал ему в ответ Гаврила. Герасим поглядел на него, презрительно усмехнулся, опять ударил себя в грудь и захлопнул дверь. Все молча переглянулись. Что ж это такое значит? начал Гаврила. Он заперся? Оставьте его, Гаврила Андреич, промолвил Степан, он сделает, коли обещал. Уж он такой Уж коли он обещает, это наверное. Он на это не то что наш брат. Что правда, то правда. Да. Да, повторили все и тряхнули головами. Это так. Да. Дядя Хвост отворил окно и тоже сказал: "Да". 125
  36. Ну, пожалуй, посмотрим, возразил Гаврила, а караул всетаки не снимать. Эй ты, Ерошка! прибавил он, обращаясь к какомуто бледному человеку, в желтом нанковом казакине, который считался садовником, что тебе делать? Возьми палку да сиди тут, и чуть что, тотчас ко мне беги! Ерошка взял палку и сел на последнюю ступеньку лестницы. Толпа разошлась, исключая немногих любопытных и мальчишек, а Гаврила вернулся домой и через Любовь Любимовну велел доложить барыне, что все исполнено, а сам на всякий случай послал форейтора к хожалому. Барыня завязала в носовом платке узелок, налила на него одеколону, понюхала, потерла себе виски, накушалась чаю и, будучи еще под влиянием лавровишневых капель, заснула опять. Спустя час после всей этой тревоги дверь каморки растворилась, и показался Герасим. На нем был праздничный кафтан; он вел Муму на веревочке. "Брошка посторонился и дал ему пройти. Герасим направился к воротам. Мальчишки и все бывшие на дворе проводили его глазами, молча. Он даже не обернулся: шапку надел только на улице. Гаврила послал вслед за ним того же Ерошку в качестве наблюдателя. Ерошка увидал издали, что он вошел в трактир вместе с собакой, и стал дожидаться его выхода. В трактире знали Герасима и понимали его знаки. Он спросил себе щей с мясом и сел, опершись руками на стол. Муму стояла подле его стула, спокойно поглядывая на него своими умными глазками. Шерсть на ней так и лоснилась: видно было, что ее недавно вычесали. Принесли Герасиму щей. Он накрошил туда хлеба, мелко изрубил мясо и поставил тарелку на пол. Муму принялась есть с обычной своей вежливостью, едва прикасаясь мордочкой до кушанья. Герасим долго глядел на нее; две. тяжелые слезы выкатились вдруг из его глаз: одна упала на крутой лобик собачки, другая во щи. Он заслонил лицо свое рукой. Муму съела полтарелки я отошла, облизываясь. Герасим встал, заплатил за щи и вышел вон, сопровождаемый несколько недоумевающим взглядом полового. Ерошка, увидав Герасима, заскочил за угол и, пропустив его мимо, опять отправился вслед за ним. Герасим шел не торопясь и не спускал Муму с веревочки. Дойдя до угла улицы, он остановился, как бы в раздумье, и вдруг быстрыми шагами отправился прямо к Крымскому Броду. На дороге он зашел на двор дома, к которому пристраивался флигель, и вынес оттуда два кирпича под мышкой. От Крымского Брода он повернул по берегу, дошел до одного места, где стояли две лодочки с веслами, привязанными к колышкам (он уже заметил их прежде), и вскочил в одну из них вместе с Муму. 126
  37. Хромой старичишка вышел изза шалаша, поставленного в углу огорода, и закричал на него. Но Герасим только закивал головою и так сильно принялся грести, хотя и против теченья реки, что в одно мгновенье умчался саженей на сто. Старик постоял, постоял, почесал себе спину сперва левой, потом правой рукой и вернулся, хромая, в шалаш. А Герасим все греб да греб. Вот уже Москва осталась назади. Вот уже потянулись по берегам луга, огороды, поля, рощи, показались избы. Повеяло деревней. Он бросил весла, приник головой к Муму, которая сидела перед ним на сухой перекладинке дно было залито водой, и остался неподвижным, скрестив могучие руки у ней на спине, между тем как лодку волной помаленьку относило назад к городу. Наконец Герасим выпрямился, поспешно, с какимто болезненным озлоблением на лице, окутал веревкой взятые им кирпичи, приделал петлю, надел ее на шею Муму, поднял ее над рекой, в последний раз посмотрел на нее Она доверчиво и без страха поглядывала на него и слегка махала хвостиком. Он отвернулся, зажмурился и разжал руки Герасим ничего не слыхал, ни быстрого визга падающей Муму, ни тяжкого всплеска воды; для него самый шумный день был безмолвен и беззвучен, как ни одна самая тихая ночь не беззвучна для нас, и когда он снова раскрыл глаза, по прежнему спешили по реке, как бы гоняясь друг за дружкой, маленькие волны, попрежнему поплескивали они о бока лодки, и только далеко назади к берегу разбегались какието широкие круги. Ерошка, как только Герасим скрылся у него из виду, вернулся домой и донес все, что видел. Ну, да, заметил Степан, он ее утопит. Уж можно быть спокойным. Коли он что обещал В течение дня никто не видал Герасима. Он дома не обедал. Настал вечер; собрались к ужину все, кроме его. Экой чудной этот Герасим! пропищала толстая прачка, можно ли эдак изза собаки проклажаться! Право! Да Герасим был здесь, воскликнул вдруг Степан, загребая себе ложкой каши. Как? когда? Да вот часа два тому назад. Как же. Я с ним в воротах повстречался; он уж опять отсюда шел, со двора выходил. Я было хотел спросить его насчет собакито, да он, видно, не в духе был. Ну, и толкнул меня; должно быть, он так только отсторонить меня хотел: дескать, не приставай, да такого необыкновенного леща мне в 127
  38. становую жилу поднес, важно так, что ойойой! И Степан с невольной усмешкой пожался и потер себе затылок. Да, прибавил он, рука у него, благодатная рука, нечего сказать. Все посмеялись над Степаном и после ужина разошлись спать. А между тем в ту самую пору по Т у шоссе усердно и безостановочно шагал какой то великан, с мешком за плечами и с длинной палкой в руках. Это был Герасим. Он спешил без оглядки, спешил домой, к себе в деревню, на родину. Утопив бедную Муму, он прибежал в свою каморку, проворно уложил койкакие пожитки в старую попону, связал ее узлом, взвалил на плечо, да и был таков. Дорогу он хорошо заметил .еще тогда, когда его везли в Москву; деревня, из которой, барыня его взяла, лежала всего в двадцати пяти верстах от шоссе. Он шел по нем с какойто несокрушимой отвагой, с отчаянной и вместе радостной решимостью. Он шел; широко распахнулась его грудь; глаза жадно и прямо устремились вперед. Он торопился, как будто матьстарушка ждала его на родине, как будто она звала его к себе после долгого странствования на чужой стороне, в чужих людях Только что наступившая летняя ночь была тиха и тепла; с одной стороны , там, где солнце закатилось, край неба еще белел и слабо румянился .последним отблеском исчезавшего дня, с другой стороны уже вздымался синий, седой сумрак. Ночь шла оттуда. Перепела сотнями гремели кругом, запуски перекрикивались коростели Герасим не мог их слышать, не мог он слышать также чуткого ночного шушуканья деревьев, мимо которых его проносили сильные его ноги, но он чувствовал знакомый запах поспевающей ржи, которым так и веяло с темных полей, чувствовал, как ветер, летевший к нему навстречу ветер с родины, ласково ударял в его лицо, играл в его волосах и бороде; видел перед собой белеющую дорогу дорогу домой, прямую как стрела; видел в небе несчетные звезды, светившие его путь, и как лев выступал сильно и бодро, так что когда восходящее солнце озарило своими влажнокрасными лучами только что расходившегося молодца, между Москвой и им легло уже тридцать пять верст Через два дня он уже был дома, в своей избенке, к великому изумлению солдатки, которую туда поселили. Помолясь перед образами, тотчас же отправился он к старосте. Староста сначала было удивился; но сенокос только что начинался: Герасиму, как отличному работнику, тут же дали косу в руки и пошел косить он по старинному, косить так, что мужиков только пробирало, глядя на его размахи да загребы 128
  39. А в Москве, на другой день после побега Герасима, хватились его. Пошли в его каморку, обшарили ее, сказали Гавриле. Тот пришел, посмотрел, пожал плечами и решил, что немой либо бежал, либо утоп вместе с своей глупой собакой. Дали знать полиции, доложили барыне. Барыня разгневалась, расплакалась, велела отыскать его во что бы то ни стало, уверяла, что она никогда не приказывала уничтожать собаку, и, наконец, такой дала нагоняй Гавриле, что тот целый день только потряхивал головой да приговаривал: "Ну!" пока дядя Хвост его не урезонил, сказав ему: "Ну у!" Наконец пришло известие из деревни о прибытии туда Герасима. Барыня несколько успокоилась; сперва было отдала приказание немедленно вытребовать его назад в Москву, потом, однако, объявила, что такой неблагодарный человек ей вовсе не нужен. Впрочем, она скоро сама после того умерла; а наследникам ее было. не до Герасима: они и остальныхто матушкиных людей распустили по оброку. И живет до сих пор Герасим бобылем в своей одинокой избе; здоров и могуч по прежнему, и работает за четырех попрежнему, и попрежнему важен и степенен. Но соседи заметили, что со времени своего возвращения из Москвы он совсем перестал водиться с женщинами, даже не глядит на них, и ни одной собаки у себя не держит. "Впрочем, толкуют мужики, его же счастье, что ему не надоест бабья; а собака на что ему собака? к нему на двор вора белом не затащишь!" Такова ходит молва о богатырской силе немого. Вопросы и задания 1. Какова тема рассказа «Муму»? 2. Расскажите о характере Герасима и его жизни у барыни. 3. Расскажите все, что вы знаете о Татьяне. 4. Опишите сцену прощания Герасима с Татьяной. 5. Перескажите эпизод, в котором дворник Муму. 6. Что символизирует собой образ Герасима? 129
  40. ВОРОБЕЙ (Из цикла «Стихотворения в прозе») Я возвращался с охоты и шел по аллее сада. Собака бежала впереди меня. Вдруг она уменьшила свои шаги и начала красться, как бы зачуяв перед собою дичь. Я глянул вдоль аллеи и увидал молодого воробья с желтизной около клюва и пухом на голове. Он упал из гнезда (ветер сильно качал березы аллеи) и сидел неподвижно, беспомощно растопырив едва прораставшие крылышки. Моя собака медленно приближалась к нему, как вдруг, сорвавшись с близкого дерева, старый черногрудый воробей камнем упал перед самой ее мордой – и весь взъерошенный, искаженный, с отчаянным и жалким писком прыгнул два раза в направлении зубастой раскрытой пасти. Он ринулся спасать, он заслонил собою свое детище но все его маленькое тело трепетало от ужаса, голосок одичал и охрип, он замирал, он жертвовал собою! Каким громадным чудовищем должна была ему казаться собака! И всетаки он не мог сидеть на своей высокой, безопасной ветке Сила, сильнее его воли, сбросила его туда. Мой Трезор остановился, попятился Видно, и он признал эту силу. Я поспешил отозвать смущенного пса – и удалился, благоговея. Да, не смейтесь. Я благоговел перед той маленькой, героической птицей, перед любовным ее порывом. Любовь, думал я, сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и движется жизнь Апрель, 1878. РУССКИЙ ЯЗЫК (Из цикла «Стихотворения в прозе») Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя – как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу! Июнь, 1882 130
  41. ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ ДОСТОЕВСКИЙ (18211881) « Человек есть тайна. Ее надо раздать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком » Ф.М. Достоевский Ф.М. Достоевский родился в 1821 г. в Москве в семье врача. Семья жила небогато. Учился Достоевский сначала дома в пансионе, и наконец, в петербургском военноинженерном училище. За годы детства были наполнены хорошими книгами (его рано знакомили с грамотой, устраивали семейные чтения Н.М. Карамзина, В. А Жуковского, А. С. Пушкина), изучением языков и Священного Писания. Он вошел в литературу в середине 40х годов XIX века, когда основной задачей социального развития России было уничтожение крепостного права, завоевание основных демократических свобод. Исключительный успех и славу принесло еще самое первое из написанных произведений – роман «Бедные люди», появившиеся в печати в 1845 г., когда автор только что закончил Главное инженерное училище и почти тут же порвал с военной карьерой, решив целиком посвятить себе литературе. С 1846 п о 1849 выходят в свет повести «Двойник», «Хозяйка», «Белые ночи», «Неточка Незванова». С 1847 г. Достоевский посещал тайное революционное обществом петрашевцев (общество названо по имени его руководителя М. В. Петрашевского), а в 1849 г. он был арестован и осужден на смертную казнь, которая в самую последнюю минуту была заменена на четырьмя годами ссылки в Сибирь на каторгу. Четырехлетняя каторга сменилась солдатчиной. Только в 1859 г. ему разрешили вернуться в Петербурге. В начале 60х годов Достоевский совершил поездку за границу. Во Франции и в Англии он был потрясен нищетой простого народа. В 1861 1863 гг. Писатель вместе со своим братом М. М. Достоевским издает журнал «Время», а затем после его закрытия – журнал «Эпоха» (18641865) 133
  42. Для журнала «Время» Достоевский пишет в 1861 г. роман «Униженным и оскорбленным», затем там же печатаются его знаменитые «Записки и Мертвого дома» (18601861) В 60е годы сформировалось мировоззрение писателя, которое отличалось глубокими противоречиями. С одной стороны, Достоевский горячо сочувствует всем страдающим от бедности и бесправия, всем «униженным и оскорбленным». Но с другой стороны, он не верит в революционное преобразование общества, и все надежды возлагает на нравственное улучшение людей в духе христианства. Лучшими романами Достоевского, написанными им после ссылки, являются «Идиот» (1869), «Братья Карамазовы» (18791880). 134
  43. ПРОИЗВЕДЕНИЯ ДОСТОЕВСКОГО Роман «Бедные люди» (1846). Вслед за Гоголем Достоевский дал в «Бедных людях» реалистические зарисовки петербургского быта и продолжил лагерю «маленьких людей», возникшую в русской литературе 3040х гг. («Станционный смотритель» и «Медные всадник» Пушкина, «Шинель» и «Записки сумасшедшего» Гоголя. Но Достоевский сумел вложить в этот образ новое содержание. Макар Девушкин у Достоевского в отличие от Акакия Акакиевича и Самсона Вырина, наделяется ярко выраженной индивидуальностью и способностью к глубокому самоанализу. События происходят в Петербурге, в доме населенном беднотой. Главный герой повести – Макар Алексеевич Девушкин, бедный, одинокий, уже не молодой чиновник, Он простой добрый и великолепный человек. Не имея семьи, Девушкин берет под свою защиту Вареньку. Доброселову, бедную сироту, проживающую с ним в одном доме. Боясь скомпромитировать Вареньку частными встречами, он пишет ей письма, полные отеческой любви и заботы. Варенька красивая, образованная 17летняя девушка. Печальна ее судьба. Варенька шьет и работает, но не может прокормить себя честным трудом. Пожилой и развратный помещик Выков совершает насилие над Варенькой и настойчиво преследует скрывающуюся от него девушку. Год спустя Быков предлагает ей стать его женой. Не видя никакого выхода, Варенька решается принять это предложение, чтобы вернуть честь, хотя жених внушает ей ужас и отвращение. С огромным сочувствием описывает Достоевский страдания своих героев, добрых и честных, но слабых и беззащитных людей. Писатель выступает как мастер психологического анализа. Повесть «Белые ночи» (1848) одно из ранних произведений Достоевского. Молодого писателя всегда остро волновала тема «бедных людей». Э т о тема страдания и нищеты, бесправия и унижения человеческой личности в условиях социального неравенства и несправедливости. Сам Петербург для него – город контрастов, острейших социальных конфликтов, город, где развертываются трагические судьбы «униженных и оскорбленных». «В произведениях Достоевского мы находим одну общую черту, более или менее заметную во всем, что он писал: это боль о человеке » писал критик и публицист, революционный демократ Н.Ф. Добролюбов. Но в отличии от многих предшествующих писателей, изображавших маленьких, забитых людей, бедные люди у Достоевского обладают богатым внутренним миром, философским складом ума, отзывчивым сердцем. Они способны на подвиги доброты и саможертвования. 135
  44. Писателя всегда интересовала тема человека мечтателя в деловом Петербурге, чуждом и даже враждебном всякого рода мечтательности. Мечты человека и реальная действительность, его желания и жизненная судьба, душевные взлеты и горькие утраты проходят перед читателем в «Белых ночах». Само название заключает в себе чтото таинственное, романтическое. Белые ночи в Петербурге самое поэтическое время, когда ночами бывает светло как днем, когда необычное освещение придает затихшему спящему городу особую прелесть. В таком сказочно красивом освещении белых ночей, которое быстро исчезает, как мираж происходят важнейшие события в жизни главного героя повести – молодого мечтателя, настроения и чувства которого пережил и сам автор в юношеские годы. Роман «Униженные и оскорбленные» (1861) . Это произведение близко по духу к «Бедным людям». Та же великолепная и украшенная многочисленными памятниками столица, где в подвалах на чердаках ютятся и погибают бедняки; те же благородные честные люди, но униженные и оскорбленные люди; та же не утихающая боль за поруганного человека. «Мрачная это была история, одна из тех мрачных и мучительных историй, которые так тяжело и неприметно, почти таинственно, сбываются под тяжелым петербургским небом, в темных, потаенных закоулках огромного города, среди всего этого кромешного ада бессмысленной и ненормальной жизни». В этих словах передается атмосфер всего произведения. Добролюбов посвятил «Униженные и оскорбленные» статью «Забитые люди». Достоинство нового романа критик усматривал в том, что писатель заставляет думать над главным вопросом эпохи: « Так стало быть, положение этих несчастных, забитых, униженных и оскорбленных людей совсем безвыходно? Только им остается, что молчать и терпеть да, обратившись в грязную ветошку, хранить в самых дальних скдадах ее свои безответные чувства?» Ни писатель, ни герои его не решают этой проблемы. « Но тем не менее вопрос у него поставлен, и никто из читателей не может избавиться ои этого вопроса » 136
  45. Особенно потрясла читателей книга, в которой Достоевский запечатлел все виденное и пережитое на каторге. Характер этой книги отражен в ее заглавии: «Записки из Мертвого дома» (18601861). В «Записках » русское общество увидело ту область народной жизни, литература до этого времени еще не касалась. По замечанию Герцена, «Записки из Мертвого дома» страшная книга, «которая всегда будет красоваться над выходом из мрачного царствования Николая». Это книга потрясает не сколько изображением ужасов каторги, сколько мыслью, которая неизбежно возникает у читателя: «напрасно гибнут народные силы, умы, таланты». Отсюда следует вывод, что общество, где существуют « мертвые дома», общество, где люди обречены на каторжные муки, устроено ненормально. Но так не может продолжаться вечно. « Высшая и самая характеристическая черта нашего народа, писал Достоевский, это чувство справедливость и жажда ее». Роман « Преступление и наказание» (1866) открывает особый период великих романов в творчестве Достоевского. Многие считают, что этот роман лучшим произведениям писателя. Действие происходит в Петербурге. Петербург Достоевского – это мрачные, сырые углы, где теснится беднота, это город контрастов. Все бедствия города писатель концентрирует в одной семье семье чиновника Мармеладов. Сам Мармеладов – беден и жалок. Он не может содержать семью. С горя он пьет, теряет службу. Его жена больна чахоткой, дети голодны и раздеты, старшая дочь Соня, чтобы спасти семью, жертвует собой, становится публичной женщиной. Главный герой романа – бывший студент Родион Раскольников. Он молод, талантлив, горд, но бедствует, живет в маленькой тесной каморке, изза безденежья оставил университет. Раскольников не знает, что делать, как помочь своим близким – матери и сестре, как спасти тысячи людей от нищеты и горя. Старухапроцентщица Алена Ивановна для Раскольникова воплощение стяжательства, буржуазии. Злая, вредная старушонка, не человек, а «вошь», как называет ее автор, всю жизнь «душит» бедняков. Убить эту «вошь», воспользоваться ее деньгами, чтобы осчастливить людей, эта мысль становится 137
  46. постоянной идеей Раскольникова. В убийстве гадкой и вредной старушонки он видит не преступление, но даже доблесть: сколько добрых дел он совершит на ее деньги! Раскольников – теоретик. Размышления над историей привели его к выводу, что люди делятся на обыкновенных, которые подчиняются законами общества, и на необыкновенных, Наполеонов, которые спокойно идут по трупам к своим целям. Им все позволено. Раскольников хочет испытать себя: Кто же он, на что он способен? Совершив преступление, Раскольников не почувствовал себя героем, Наполеоном. Потрясенный убийством, он не только не воспользовался старухиными деньгами, но и тяжело заболел. Раскольников чувствует себя отчужденным от всех людей, его преследует страх быть раскрытым. Он не в силах носить бремя своей ужасной тайны и делится ею с Соней, которая указывает ему единственный путь спасения – чистосердечное раскаяние и необходимость пострадать за свое преступление. Раскольников сознается в преступления. Его осуждают и Соня провожает его на каторгу. События совершались на фоне мрачного городского пейзажа, в темных углах, в грязных распивочных. В иной остановке происходит сцена свидания Раскольникова с Соней, когда душа его окончательно раскрылась для впечатлений новой жизни. Раскольников смотрит «на широкую и пустынную реку. С высокого берега открывалась широкая окрестность. С дальнего другого берега чуть слышно доносилась песня. Там, в облитой солнцем необозримой степи, чуть приметными точками чернелись кочевые юрты. Там была свобода и жили другие люди » Роман «Идиот» (18681869). Главной идеей романа становится изображение «положительно прекрасного человека» в условиях современной российской действительности. Так создается образ князя Мышкина («князя Христа) – носителя идеалов смирения и всепрощения. Но исход романа трагичным: герой гибнет под захлестнувшим его морем необузданных страстей, зла, и преступлений, царящих в окружающем его мире. Роман «Братья Карамазовы» (18791880) – последний, итоговый и, безусловно, самый великий роман Достоевского. 138